Орин метнулся в сторону, а затем отвёл от себя удар лезвия посоха, что было сходно по остроте с бритвой. Клинок ренегата неудобно ложился в его руку, а вот Лич ловко крутил своим посохом. Крутил так, что в какой-то момент оба боевых конца древкового орудия превратились в размытые пятна, за которым Орин не успевал следить. Лишь в самый последний момент он успевал увернуться и отскочить, изредка парируя удары. Глаза Лича светились красным огнём, и вся его некромантское сила, в придачу с тёмной скверной были сосредоточены именно на нём, ибо Лич знал, кто Орин такой, он знал его вдоль и поперёк. Ренегаты стояли на коленях, пока Блексворд пытался привести в чувство Эльнору.
Внезапно колокольный звон ударил по ушам Орина, и он отшатнулся, выставив клинок в блоке, против лезвия Лича. Немёртвый ловко и больно ударил его по голове, и только шлем спас его от неминуемой гибели. Лезвие посоха со скрежетом прокатилось по лезвию ориновго меча, в паре локтей от его лица. СтоннКассел извернулся, отшагнул назад и рубанул с размаху. Голова неудержимо крутилась, звенели сотни колоколов в его ушах. Клинок задел адамантитовую кольчугу, но вреда ей не принёс. Адамантит может повредить только адамантит или мифрил. Лич только рассмеялся, вновь раскручивая свой посох, словно вызывая смерч.
Пока он выполнял свою мельницу, Орин исполнил выпад вперед и лезвие клинка вошёл прямо в горящий алым огнём глаз немёртвого, но результата это не дало. Мертвец лишь отошёл на пару шагов, выдирая клинок из головы. Словно этого удара и не было, он встал в боевую стойку и еле заметно кивнул Орину, продолжил бой, стараясь оглушить и затем разрубить противника.
Вихревой танец продолжался и Орин уже не оборонялся, у него получалось приходить в контратаку, то успешно он парировал удар, то атаковал Лича пинком в грудь и, не давая ему опомниться, тут же старался срубить окаменевший череп с иссохшего тела. Но посох каждый раз встречал меч. «Волну» меча встречала «Скала» посоха, «Серп» останавливался под блоком «Молота», а «Штурм» проваливался под крепостью «Круга».
В какой-то момент, клинок остановился и застрял в плече Лича, лезвие посоха из черепов остановилось в дюйме от сонной артерии. Они застыли на месте и из черепа послышались слова.
— Храбро, СтоннКассел. Но не умело! — голос его был скорее могильным скрежетом, ведь никаких связок и намёков на органы речи у этой твари и не было!
— Я — Эльнора Грейкасл де Айвенворд! — раздался голос в стороне. Забыв про то, что они дерутся не на жизнь, а на смерть, они обернулись в сторону пьедестала, за которым стояла Эльнора. Вся она светилась зелено-золотым свечением, и глаза её стали абсолютно белыми.
Блексворд поднял её на ноги и довёл до пьедестала. Словно во сне, она дотронулась до альманаха, который когда-то сама и писала. Ведомая видениями и воспоминаниями. Она листала старые страницы, пропитанные магической силой, и скверной Ненасытного. Как рана покрывается гноем, если её вовремя не вылечить. Такой же налёт, такое же чувство, когда она принялась читать заклятия на древнем наречии. Предпоследние страницы писал Эйдэн, ведь он чётко знал, как избавиться от скверны и проклятия. Слова слетали с её губ, словно она учила их столетиями и знала наизусть…
— Я — Эльнора Грейкасл де Айвенворд! — прорычала она, взывая к магическому истоку, что протекал в её крови и этих залах. Сила магии заполнила её, оставалось её правильно направить…
Время остановилась, застыло. Она невольно застонала, когда пред нею предстал Ненастный, в обличии бесплодной тени. Он тянул к ней свои тёмные руки, но не смел касаться её, словно без её согласия этого он не сделает…
— Ты так близко. Один шаг. Одна клятва и ты сможешь сделать всё, что пожелаешь, коли верной слугою станешь! Твой Эйдэн вернется к тебе. Стань той, кто вернёт Эш’Хайграу величие. Той, кто вернёт меня на родину! — Как заманчиво он говорил, подкрепляя свои слова ведениями из той жизни, о которой она мечтала! Но она знала, какой отвратной ложью он кормит её! Наконец-то силы Некромантии были подвластны ей в полной мере, и она представила, как огонь проходит по гною, выжигая его до последней капли, словно пепел феникса, заживляя рану. Она сделала так, что всё скверна, что была оставлена Ненастным, принялась гореть синим пламенем! Старый Бог только хотел напасть на ней и обратить во тьму, как силуэт его сгинул во мраке, от того света, что исходил от Эльноры.
— Глупая дура! Ты пожалеешь о содеянном! Проклятая сука! -
— Смерть тебе! Тёмная тварь! — рычала она в ответ.
Лишь одного мгновения Орину было достаточно, чтобы отскочить назад и взмахнуть мечом ренегата, отрубая Личу его костлявую голову. Иссохший скелет упал и вместе с этим Зиккурат Ин-ар-Хартум затрясся, словно под их ногами пробуждается Баордар.
Шагая во тьме, она видела, как потоки магии бушуют от содеянного ею, буквально минуту назад. Словно сотни нитей великой паутины Уны сплелись в один единый поток или же узор, который бушевал, источая сотни, если не тысячи пульсаций, колеблющих и сотрясающих пустоту вокруг неё. Она потянулась к той силе, что звала её, распутывая клубок нитей из жидкого света. В самом центре она нашла ту нить, что вела к Жизни и Смерти. К тому аспекту, который мог повелевать им обоими.
Когда-то давно они, некроманты, небыли теми, кого обвиняли во всех бедах этого мира. Они жили своей жизнью, пусть и обычаи с традициями их были чужды другим. Любой умерший занимал своё место рядом с другими, живя вечно. Сердца павших воинов помещались в ларцы, а тела их служили армиям Эш’Хайгару. Мертвых не хоронили, мертвые строили города, охраняли границы, скрывая свои лица за масками, чтобы родные не страдали. У них не было рабов. Никогда. И лишь когда в их земли вторглись те, кто звал себя благородными имперцами, служащих Богам и Свету, именно тогда они, некроманты, стали приспешниками тьмы, обратившиеся ко злу…
В какой-то момент она поняла, что спит. Треск поленьев в костре приятно грел её уши, а костёр, отдавая своё тепло земле, грел её тело. Она колыхнулась и открыла глаза. Ночное небо приветствовало её тишиной, покровом звёзд и созвездий, прекрасно знакомых ей. Вот Дракон и Грифон парили в небесах, а Пёс и Змей бежали к ним на встречу. Тихо и еле слышно, где-то вдалеке она слышала, как камни подают в пропасть, стуча о скалы.
Она осмотрела лагерь. Блексворд спал без задних ног, а Орин мешал угли в костре.
— Но как? — спросила она.
— Мы мчались как бешенные. Стены рушились, потолки падали на нас, под нашими ногами полы обрушивались в бездну. Никогда не видел такой суматохи. Тебя пришлось на руках нести, ты только сейчас очнулась. Не знаю, что ты сделала, но нежить смотрела на тебя, как на спасительницу. Может быть, ты сделала то, что нужно. Обвинять не стану — он покачал головой и продолжил
— Нету больше Зиккурата Ин-ар-Хартум. Тихое плато теперь завалено несметной грудой камней, и под ней похоронены тысячи душ. Камни падали прямо перед нами, дороги обрушивались, и в десятый раз мы чуть не упали в тёмную пропасть. Мы шли в тумане из пыли и грязи, а мимо нас проходили ренегаты, кто-то с ушибленной головой, кто-то с рассечённым черепом, но мы продолжали идти, идти в надежде на то, что найдём выход. Словно через туман, что застилала долину всего Тихого плато… — на секунду он замолчал, вспоминая, как камень упал в метре от него, размозжив голову раненного ренегата, он словно отмахнулся от всех воспоминания того, как тело легионера дёргалось в конвульсиях.
— Мы поднимались на паровой платформе и всё вокруг нас тряслось. Каждый дюйм земли сотрясался от толчков, а мы бежали к выходу. Падая и поднимаюсь, вертясь и прыгая как зайцы. В какой-то момент мне показалось, что помрём прямо там. — Орин помешал полено в костре и искры взлетели к небу. Затем взял альманах, лежавший в стороне и, повертев его в руках, положил рядом с Эльнорой. Но то уже спала беспробудным сном, не в силах сопротивляться утлости. Ему бы и самому поспать, но кошмары были хуже усталости и век, что заливаются железом.