— Нет — прошипела она, откидывая корону в сторону. Голос стал настойчивей. «Почему? Разве не об этом ты мечтаешь? Разве не это сниться тебе годами, столетиями? Ты спишь на обочине, пьёшь горькую долю изгнанницы, тебя зовут плутовкой, бродягой, ведь ты была великой. Ты можешь стать ей вновь. Им всем нужен кнут и пряник, смекаешь? Лишь дай волю той сокровенной силе, что дремлет в тебе!»
— Нет — уже прорычала она, затыкая уши. Голос стал заливисто смеяться, истерично кричать. Повторяя одно и тоже. «Смерть не для тебя. Каждый бой, в котором примешь участие, неизменно закончиться горькой победой. Друзья будут стареть и умирать. А ты останешься мертвой, без какой либо возможность оставить хоть что-то или кого-то после себя»
— Пусть — проговорила она, утирая слёзы.
— Ты та, кто ты есть. Твоя доля тяжела. Но, как и полагается, ты будешь её нести. —
Орин стоял на пристани. До жгучей боли знакомой пристани. Его дыхание превращалось в пар, что свидетельствовало о том, что здесь на много холоднее, чем было тогда, в тот роковой день. Об этом знали лишь пятеро. Сам Орин. Его верный брат Гарет. Их лучшие друзья, Мартин и Лара, и одна фрейлина, которая скончалась спустя год, от сильной горячки.
Её звали Джеска. Она была молода и красива. Именно она стала свидетельницей того, как Орин и Гарет расправились с Падшим, который пришёл за первенцем СтоннКассела. Она слышала те слова
— За твоим сыном будет идти вечная охота! Мой господин не остановиться, пока не получит твоё первое дитя, СтоннКассел! — Орин взял с неё клятву, что она не обмолвиться ни словом. Даже если её жизни будет угрожать опасность.
В тот день, именно она несла младенца в белой пелене, успокаивая и баюкая его. Она передала его Гарету, который отшвартовывал ялик. Девушка передала сына Орина Гарету, и тот увёз его в Карден-Холл. Девушка молчала, да самой своей смерти в бреду горячки, она повторяла слова. «Я буду молчать, мой лорд. Никто не узнает где он. Я с честью буду служить вам»
Сейчас же, он стоял на той самой пристани, с тёмной водной гладью и пеленой густого и беспросветного тумана, в котором можно было плутать веками. У самого края стояла знакомая фигура. Платье джейстенского покрова, из синего и теплого материала, с золотой выкройкой. Серебряный венец аккуратно прибирал каштановые волосы. Орин взглотнул комок, подошедший к горлу, еле слышно прохрипев
— Ариана… — женщина обернулась. Да, это была она. Его любимая жена, джейстенка телом, душою кинхартка. Она держала в руках пелену, в которой ворочился и плакал младенец.
— Ты врал — прорычала она. Её глаза и лицо опухли от слёз.
— Мне пришлось. — проговорил он.
— Ты сказал, что он мёртв. — шипела она, рыдая.
— Я не мог иначе… — прохрипел Орин. Ариана качала младенца, баюкая его, нежно и тихо напевая.
— Иначе нельзя было… -
— Ты мог его защитить. — всхлипнула она — Ты мог вернуть его, я бы не страдала, не винила себя за то, что не смогла подарить тебе здорового сына. За что ты так поступил со мной? За что ты так поступил с ним? Ты лишил меня сына. Как ты мог так поступить? За что? Я была плохой женой? Скажи мне! Почему ты забрал у меня мою кровинку?! Почему?! — она дрожала и кричала. Её голос был по Орину, заставляя его чувствовать боль и ненависть по отношению к самому себе.
— Иначе бы они прошли за Адрианой. Они могли забрать тебя. А я не мог лишиться тебя, не мог лишиться нашей дочери. Я ненавижу себя за то, что заставил тебя страдать. Я бы хотел обернуть всё вспять, но не могу. Я люблю тебя, Ариана. Я не могу тебя потерять. Но из-за меня ты страдаешь. — Орин подошёл к ней и провел рукой по лицу красивому и нежному лицу. Младенец потянул локон её волос и весело засмеялся.
— Скажи, как его зовут? — она прижалась своим лбом к его лбу
— Айдан. Его имя Айдан. — простонал Орин, сдерживая горе, выедающее его изнутри. Ариана улыбнулась, и поцеловал младенца.
— Хорошее имя, душа моя. Айдан СтоннКассел. Любовь моя, тех двадцати лет не вернуть. Но сделай так, чтобы он знал правду. Иначе всё напрасно. А теперь иди. —
Вспышка…ещё одна… и ещё одна, сотни тысяч вспышек, раз за разом они ослепляли разум, ослепительные, как молнии во тьму, они били раз за разом. Ещё одна вспышка, мигнуло, зашипело и ударило с дикой силой, оглушая.
— О-ох. Боги помилуйте, меня, будто на изнанку вывернуло. — простонал Блексворд.
— Одна арка. Один шаг — проговорила Эльнора.
— Бурх. — Орин поёжился от холода — что же дальше, а? — спросил он, шагая в пелену тумана третей арки. Орнамент третей арки был похож на ветки дерева, на ветки кроны, что только обретает форму, возвышаясь ввысь. Только ветки растут, каждая идёт своим путём, параллельно следуя другим ветками или переплетаясь с ними в веретене судьбы, рождая новый плод, из семени которого родиться новый росток.
Вспышка…ещё одна… и ещё одна, сотни тысяч вспышек, раз за разом они ослепляли разум, ослепительные, как молнии во тьму, они били раз за разом. Ещё одна вспышка, мигнуло, зашипело и ударило с дикой силой, оглушая.
Они осознавали, слышали, чувствовали и видели друг друга. Они шли рядом, уставшие и измотанные, они шли по руинам Кинхарта. Небо затянули красные от пролитой крови, чёрные от дыма пожарищ тучи. Пепел падал на землю, кружась в танце, словно снег. Сотни тысяч тел лежали на разрушенных улицах города. В небе ревели драконы, извергая пламя, мороз и молнии из своих пастей. Их рев был победным, рвущим небо, землю и само пространство. Орин знал большую часть всех, кто лежал мёртвым в руинах столицы Кровогорья. Ариана, Адриана, Кира, императорская семья, все представители всех благородных семей империи, все они умерли в столице. Город выгорел до основания, не осталось ничего. Они проиграли эту войну. Они проиграли и теперь они были на грани вымирания.
Они остановились. Солнце стало чёрным. Тьма окутала их, и перед их глазами мелькали образы. «Свет. Змея ползла по песку, готовясь укусить Волка. Тьма. Свет. Грифон расправит крылья. Тьма. Свет. Пес и Змея укусят Волка. Тьма. Свет. Дракон падет, и кровь его разалеться по земле, а его накроет вековой песок. Тьма. Свет. Волк умрёт, волчата разбредутся. Тьма. Свет. Ласточка будет кружить над ними. Тьма. Свет. Грифон воцариться. Тьма. Свет. Драконы поднимутся из векового песка»
Врата к сердцу Зиккурата наконец-то были открыты. Иган Блек велел приготовиться всему легиону, так как они начнут великое событие, которое изменит весь мир. За это великое деяние им воздаться то, что они заслужили. Легионеры готовились не то к драке, не то к концу света.
Интерлюдия 2. О рассвете и закате
Всё имеет закат, но ночь заканчивается рассветом
Он гнал гнедого гунтера во весь опор. Жеребец бешено ржал и мчался по тракту, подгоняемый ударами своего ездока в бока. Мужчина, уже преклонного возраста спешил в цитадель ордена, к которому некогда принадлежал. Столица княжества, Джейстен, был в пяти днях пути. Обитель ордена, расположенная в горе, что носила название: Пик Артура, в двух днях. Конь был молод, здоров и вынослив, но путь до Джейстена он просто не выдержит. Ему и не надо было, даже не желательно, показываться в сердце Синего Княжества. Старик был уверен, что его конь сможет добраться до Ордена. Старик верил, что ещё поздно. Он ещё раз ударил в бока животному и прошептал что-то на древнем наречии, от чего гунтер заржал и рванулся вперед, словно преисполненный свежими силами.
Так прошло два дня. Пик Артура был виден за десятки лиг, возвышаясь на десяток лиг, её вершина, покрытая снегом, была прекрасным ориентиром. Во времена третей эры, когда драконы вели беспощадную войну против восставших, здесь, под склонами этого пика, старший брат Генри Первого, Артур, собрал армию, дабы отбить Кинхарт от армии драконьих приспешников. Один из первых, он оседлал королевского грифона, что бы биться с драконами в небе. В те легендарные времена, Артур сошёлся в небесном поединке с архидраконом, размерами, сопоставимый с этой горой. В тот день Артур пал, сгорел за живо, а его армия была вынуждена склонить головы пред драконом, что носил имя Наэтур Огнеголовый, так как в битвах его рогатую голову украшала корона из огня. В те далёкие времена люди бились с драконами, они бросали им вызовы, были те драконы, что вставали на сторону других, более низших рас, против своих собратьев. Увы, с того дня, как старший сын Джерона погиб, пройдёт ещё два десятка лет, прежде чем Генри СтоннКассел поведет объединённые армии эльфов и гномов освобождать земли современного Кровогорья.