Увидев неожиданного гостя, бухгалтер Никодим Аксенович обрадовался:
— Удивлен, Иван Маркелович, удивлен! Не скрою. В кои-то веки!
— Слышал, что про меня плетут? — в упор спросил Чупров.
— Не спеши, всему свое время. Полушубок снимай. Холодищем от тебя разит. Бр-р-р! Мария, матушка, самоварчик изготовь да поищи в шкапчике, может, чего погорячей найдешь. Примощайся, Маркелыч, к столу…
Из-за полинявшей занавески вышла жена бухгалтера, Мария Мироновна, медлительная, водянистая старуха.
Она поставила на стол темную бутылку, тарелку с кусками сала, хлеб, стаканы.
— А лучок, матушка, забыла. Лучок — первая закуска!
Выпили, закусили. У Никодима Аксеновича на щеках выступили красные пятна.
— Никакой благодарности нет у людей, Иван Маркелович, — начал хозяин, — Иду сегодня с обеда, вижу, у никифоровского дома стоят Марья Петухова и Алевтина Рыльцева. Сам знаешь: две бабы — базар. И чешут они языки. На тебя обижаются, видишь ли. Мол, ты власть большую забрал (уж прости, с чужих слов говорю), куда только хочешь, свою руку запускаешь.
Чупров налил себе водки.
— Запускаю, говорят?
— Запускаешь.
— Ну и пусть говорят! Этим Марьям да Алевтинкам не впервой. Когда колхоз поднимал, я от них и слова-то доброго не слышал. И такой я был и сякой. Потом опомнились. И нынче опомнятся. Дойдут куриными мозгами, что если запускаю куда руку, то ради их пользы. Вот, скажем, колхозу скоро нужны будут трубы. Кто знает, где их достать? А знать, к примеру, может Ефим Трезвый, председатель райпотребсоюза. Он, конечно, мне друг, может и без корысти подсказать. Но раз он друг мне, то и колхозу моему друг, и я должен вести себя по-дружески: надо пригласить на блины, угостить медовухой.
— Как же, как же! — закивал головой Никодим Аксенович.
— И трубы приходится доставать, и проволочные сетки, и стекло, — сколь народу побывает, подсчитай-ка! А ведь своих ульев не держу, и коровенка у меня незавидная — не для себя живу, для колхоза!
Одно к одному — перегорела обмотка на якоре, стала электростанция. Света нет. Утром доярки на скотном поругались из-за фонарей. Пилорама в столярке не работает. В кормокухне барабан картофелемойки приходится крутить вручную. Кузнец Егор Постнов вспоминает у горна и бога и черта, а пуще всех Алексея Зыкова, «электрического начальника». Чтобы двигать руками мехи, надо снимать все приспособления, поставленные самим Егором.
И в такой-то день председатель не вышел из дому.
Случалось, что он оставлял колхоз не на день, не на два, а на недели, даже уезжал как-то на два месяца в город на курсы. Но всегда перед отъездом Чупров обходил хозяйство и всем бригадирам, всем заведующим фермами давал наказы: «Так-то и так-то без меня действовать». Иван Кустов тогда заменял председателя. Теперь же Чупров никого не предупредил.
Поговаривали: заболел. Но плохо верилось. Никто в деревне не помнил, чтобы Иван Маркелович залеживался в постели.
Старик Евсеев решил зайти к председателю.
— Что с хозяином случилось? — спросил он у Лукерьи.
— На такой работе лошадь надорвется! — сердито ответила Федотовна. — Работает, работает, а какая благодарность? Одни укоры!
Евсеев хотел потолковать с больным, но хозяйка выпроводила старика за дверь.
— Нечего беспокоить! Довели человека…
Чупров валялся в постели одетый, листал от скуки книжки Раи, но чтение не шло на ум. «Нет, нельзя показать, что все эти обиды, как с гуся вода. Не прежнее время! Пора бы научиться уважать Ивана Чупрова!»
К вечеру лежать стало невмоготу. Чупров оделся, Сунув глубоко в карманы полушубка руки, пошел в правление.
Едва переступил он порог, сразу восторжествовал: «Ага, вон оно что! Припекло!»
В конторе было полно народу: бригадиры, члены правления, просто колхозники — все тут. Председателя встретили виноватыми взглядами. Иван Кустов поспешно соскочил со стула, освободил место.
— Так вот, дорогие товарищи колхозники, — сурово начал Чупров, — много раз обижали меня несознательные элементы. Но это было в начале, так сказать, нашей общей жизни. Уж я бы должен авторитет заработать. Ан нет! На днях были пущены грязные слухи. Повторять их здесь? Сами разносили, знаете… Скупаю ворованное, пьянствую…
— Не все же разносили эти слухи, — подал голос Андрей Долгоаршинных.
— И верили им не все! — прогудел бас кузнеца Егора.
— Глафира наболтала.
— Я? Не ты ль бегал по деревне, языком трепал! — вскинулась Глафира.
— Тихо! — привычно, как на собрании, сказал Чупров, и кругом стихло. — Знаю, не все. Знаю, верят еще в меня в этом колхозе. Потому и пришел к вам. Но есть и такие, кто вставляет мне палки в колеса. Это не Глафира, нет! Глафира — темный элемент…