От потрескивающего звука мои мышцы напрягаются. Я смотрю мимо бассейна на стены горы. Возможно, это какое-то существо.
Или дикая кошка.
Вряд ли Рейты на такой высоте.
Я торопливо наполняю флягу в третий раз, осматривая окрестности, и спешу обратно вниз по скале, туда, где все еще лежит Брайани, прислонившись к стене. Наверное, отключилась, поскольку она не двигается и не просыпается при моем приближении. Поливая водой ее сухие, потрескавшиеся губы, я бужу ее, и ее глаза почти вылезают из орбит, она тянется к фляге, жадно выпивая жидкость. Она делает паузу, чтобы перевести дух, и пьет еще.
Я достаю из сумки фрукт и разрезаю его пополам, предлагая кусочек Брайани. Мы очищаем фрукт от толстой кожуры и отправляем в рот. Сладкий вкус взрывается на моем языке, и я откидываю голову назад, закрывая глаза, пока смакую его, затем выплевываю семечки. Схватив второй фрукт, я разламываю его, снова делясь с Брайани, которая хихикает над тем, что как я предполагаю, является фиолетовыми пятнами на моих зубах, поскольку у нее тоже пятна.
После пяти фруктов прежний голод больше не терзает мой желудок.
— Мы возьмем с собой побольше и наполним наши фляги.
— Почему бы нам просто не остаться здесь?
Я смотрю мимо нее, осматривая камни.
— Я услышала шум с другой стороны. Может быть, дикая кошка. Хотя, я предполагаю, что большая кошка уже учуяла бы нас. Вероятно, просто маленькое существо. Тем не менее, я не могу избавиться от ощущения, что за нами кто-то наблюдает, и поскольку солнце еще не заняло горизонтальную позицию в небе, у нас есть время найти укрытие.
Брайани подталкивается самостоятельно и, кажется, меньше спотыкается, когда следует за мной по скале туда, где я нашла тинаджу. Она бежит к бассейну с водой, рядом с ней звенят все три фляги, включая ту, которую мы взяли из маминого рюкзака, и наполняет их. Все еще сосредотачиваясь на окружающей обстановке, я сжигаю иголки и набираю еще несколько опунций.
Когда что-то касается моей задней части шеи, я замираю со свистом выпуская воздух, который, я уверена Брайани не услышит из-за ее хихиканья и плеска в воде.
— Так, так. Что у нас здесь? Звук мужского голоса в гуще пустыни примерно так же ужасен, как слышать щелкающие звуки, которые издают бушующие, когда они возбуждены. Это предупреждение о том, что должно произойти что-то плохое.
Крик Брайани привлекает мое внимание к тинаджа, где другой мужчина направляет на нее пистолет.
— Пожалуйста. Не причиняй ей вреда. Ты можешь взять меня. Делай все, что хочешь, но, пожалуйста, не прикасайся к ней.
— Взять тебя? У меня уже есть женщина. Настоящая женщина, с мясом на костях. Какого черта я хотел бы быть с тобой?
Меня охватывает замешательство, на мгновение лишая дара речи. Меня учили, что каждый мужчина, который натыкается на молодую девушку в пустыне, представляет потенциальную угрозу.
— Вы двое вторгаетесь сюда на частную собственность. Этот фрукт. Тинаджа. Принадлежит моему улью.
— Мне жаль. Мы были… голодны. И хотели пить. Мы уйдем.
— Мне тоже жаль. Не могу отпустить тебя сейчас.
— Мы не принадлежим к другому улью. Мы принадлежали, но мы ушли. Я не говорю ему, что на нас напала орда, опасаясь, что он застрелит нас за возможное заражение.
— Зачем ты сделала такую глупость?
— Они были жестоки, — лгу я.
— Они избили нас.
— Не похоже, что ты сильно страдала, бока не съедены.
Мой взгляд скользит к Брайани, которая сидит, скрестив ноги, в то время как мужчина стоит на страже рядом с ней, опустив пистолет.
Давление с задней части моей шеи ослабевает, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как мужчина засовывает пистолет в кобуру. Ему, вероятно, за сорок, судя по небольшой лысине, худощавого телосложения, в отличие от его мускулистого друга напротив нас.
— Вставай.
Может быть, он заберет нас в свой улей. Они не кажутся враждебными. Просто защищают, что в значительной степени является нормой.
Я не протестую, когда поднимаюсь на ноги, подхватывая свой рюкзак с земли.
— Не-а. Твои вещи остаются.