— Эта сука будет в казармах до того, как кто-либо из нас вернется.
— А Медуза знает?
— Сомневаюсь в этом. Она не верит в особые милости.
Ревет клаксон, возвещая об окончании обеда, и все девушки выбегают из ванной, но мне не так уж хочется уходить. Это означает, что я должна явиться в лабораторию.
Прижавшись спиной к стене, я позволяю одному из медицинских техников зафиксировать мой рост.
— На полдюйма выше, чем когда вы впервые попали сюда.
Но и похудела примерно на десять фунтов, и не похоже, чтобы у меня было много мяса на костях для начала. Я следую за ней в одну из смотровых комнат в порядке, с которым я стала слишком хорошо знакома. Протягивая мне платье, она улыбается, как будто не делала этого дюжину раз до этого, как будто она не знает, что происходит, когда я надеваю это платье, и она закрывает дверь. Принимая одежду, я стою в комнате и жду, пока она уйдет. В моей груди гудит низкая вибрация, посылая дрожь чуть ниже кожи. Три раза в неделю, теперь я должна была бы привыкнуть к этому, но ничто не может сделать меня невосприимчивым к этим занятиям.
Чуть больше месяца назад я пришла на обследование, и врач сказал мне, что в течение двух недель меня отправят на мусоросжигательный завод. Только по прошествии двух недель, когда у меня случился приступ паники в коридоре, и я потеряла сознание по дороге на то что как я думала, будет моим последним обследованием, мне сказали что это было не более чем наблюдение. Чтобы увидеть, как уровень моего стресса повлиял на мой репродуктивный и менструальный цикл.
Они играют с нами здесь, потому что могут. Потому что нет регулирующего органа, который сказал бы им, что то, что они здесь делают, неправильно или неэтично.
Мы для них дикари. По сути, животные. Эксперименты, которые они проводят на мне, в их глазах ничем не отличаются от тех, что проводятся на грызуне, которому посчастливилось заговорить.
Снимая униформу и надевая халат, я жду, чтобы забраться на смотровой стол, не сводя глаз со стремян, которые раздвигают меня для доктора. До того, как я приехала сюда, меня там никто никогда не осматривал, особенно врач. Я не понимала, почему эта часть моего тела была так важна для их исследований по поиску лекарств. На самом деле это не так. Как я понимаю, третье поколение служит ничем иным, как средством наблюдения и создания прогнозирующих моделей того, как Драга повлияет на будущие поколения. Что, в свою очередь, подпитывает их поиски лекарства.
Моя роль здесь настолько незначительна, настолько неясна, что я даже не имею значения.
Дверь со щелчком открывается, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть доктора Сэмюэлса, держащего в руке папку, которая с каждой неделей становится все толще. Он поправляет очки и улыбается, занимая место в конце смотрового стола, но все, о чем я могу думать, это о том, как его бедра упираются в зад Шошанны.
— Ну же, поднимайся. У нас не весь день впереди.
Мой желудок скручивает, когда я забираюсь на стол и ложусь на спину, расставляя пятки на своих местах на каждой опоре. Собирание моих рук поверх платья между бедер мало что делает, чтобы скрыть то, что полностью открыто для него.
— Есть какие-нибудь изменения с прошлой недели? спрашивает он, надевая пару перчаток, которые щелкают по коже, напоминая мне о тех шлепающих звуках, которые были раньше.
— Нет.
— Кровотечения, боли, затрудненного мочеиспускания нет.
— Нет.
— Испытывали давление или дискомфорт во время сидения или выполнения физических упражнений?
— Нет.
— Хорошо. Теперь давайте посмотрим.
В тот момент, когда он произносит эти слова, мое сердце набирает скорость. Я знаю, что за этим последует. Тычет. Подталкивает. А затем укол, который является самым мучительным из всех. Боль настолько сильная, что часто заставляет меня терять сознание, и последующие часы невыносимы. Хуже, чем все, что они делают в хирургическом отделении, где меня сначала укладывают спать.
— Доктор… — перебиваю я и тут же жалею об этом. Я не знаю, как сформулировать слова, которые так и просятся сорваться с моих губ. Те, которые заставляют меня чувствовать себя одновременно больной и обнадеживающей. Я провела последний час, представляя неделю, когда мне не нужно было бы приходить на эти обследования.
— Да. Тон его голоса одновременно выжидательный и возможно, немного раздраженный.
— В чем дело?
— Я… эм. В чем дело, Кали? Что ты на это скажешь? Я видела, как ты насиловал другую девушку. Я так понимаю, ты заключил сделку с девушкой. Я хочу, чтобы меня использовали, чтобы мне никогда больше не пришлось лежать на этом столе.