—Это всего на несколько дней, я уверена.
— Несколько дней, — вторит он тоном, который выводит меня из себя. Он откидывает голову назад, ноздри раздуваются, как будто он чувствует запах моей лжи в воздухе.
Если бы это было возможно, мой желудок скрутило бы еще сильнее.
— Я когда-нибудь показывал тебе, что случилось с Нилой после ее первой встречи с Кадмусом?
Я не хочу знать, но последствия, которые скрываются за его словами, пробуждают мое любопытство, и я качаю головой.
— Пойдем со мной. Поднимаясь со стула, он выводит меня из своего кабинета и ведет по коридору мимо комнат с большими окнами, где, по-видимому, проводятся хирургические процедуры, поскольку персонал внутри собирается вокруг кроватей, накрытых белыми простынями.
— После ее встречи мы узнали, что у нее началась течка. На самом деле это была ошибка с нашей стороны. После нападения ее вылечили и перевели в другую комнату для наблюдения. Он останавливается перед закрытой дверью и, улыбаясь, поворачивает ручку, чтобы открыть ее.
Пьянящий, сладкий аромат витает в воздухе, вызывая во мне волнение. Мое сердце учащает ритм, когда мы приближаемся к Ниле, которая неподвижно лежит на кровати, рот заклеен белой полоской скотча, руки и ноги стянуты кожаными ремнями, а из ее плоти торчат трубки.
— Мы надеялись снова познакомить ее с Кадмусом после того, как она выздоровеет и у нее спадет течка. Ей сняли швы, но сейчас двадцать шестой день.
— Двадцать шесть дней течки?
Он берет планшет с краю ее кровати и переворачивает страницу.
— Мы дали ей успокоительное, но она просыпается каждые тридцать минут, как по часам, от мучительной боли.
В этот самый момент мой живот пронзает острая боль, и я кладу туда руку, хмуро глядя на нее сверху вниз.
— Почему? Что случилось?
— Наука в лучшем случае приблизительна. Человеческое тело — очень сложная структура, и когда вы с ним возитесь, что ж, оно не всегда играет по правилам науки. Похоже, гормоны, вырабатываемые во время течки, уравновешиваются только химической реакцией, которая происходит при введении мужской спермы. К сожалению, мы не узнали об этом, пока не стало слишком поздно.
— Слишком поздно?
Он откидывает простыню, чтобы показать круглую выпуклость в платье Нилы, там, где должен был быть ее живот.
— Она беременна?
— Нет. То, что ее матка раздулась из-за ложной беременности, — лучшее объяснение, которое у нас есть на данный момент.
— Разве ты не можешь…. Разве ты не можешь ввести ей… сперму?
— Очень хороший вывод, моя дорогая. Да, мы вполне могли бы ввести ей сперму, и, возможно, она почувствовала бы некоторое облегчение. Возможно, даже настоящую беременность. К несчастью для нее, природа этого средства — наука. Мы используем это как возможность наблюдать за циклами течки у наших испытуемых женщин. Чтобы в будущем мы могли модифицировать наши процедуры. Возможно, я не упоминал … Доктор Тимс является ведущим исследователем этого проекта.
Тошнота смешивается с болью в животе, и я наклоняюсь вперед, опираясь рукой о кровать Нилы, чтобы не упасть в обморок. Он солгал мне. Этот ублюдок солгал мне, чтобы у него была еще одна гвинейская свинка для изучения.
Кровать сотрясается, привлекая мое внимание к Ниле, которая, кажется, охвачена припадком. Ее веки широко распахиваются, как будто в ужасе. Приглушенные крики не в состоянии преодолеть барьер у ее рта, и она слегка приподнимает голову с подушки, умоляюще приподнимая брови. Ее живот булькает и ерзает под платьем, пальцы растопырены и сжимаются в кулаки.
Я являюсь свидетелем того, что должно быть ее адом.
— Помогите ей. Пожалуйста, помогите ей!
Наклонив голову, доктор Эрикссон продолжает наблюдать за ней, казалось бы, его не трогают ее мучения. — Это скоро пройдет. Так всегда бывает.
Я тянусь к ее руке, ее вид доводит меня до слез, и когда она откидывает голову назад, вены на ее шее вздуваются, как линии на карте. Барьер у ее рта раздувается от ее крика, но не ломается.
— Мы обнаружили, что эти эпизоды были как разрушительными, так и расстраивающими персонал.
Глядя на нее сверху вниз, я скриплю зубами, жалея, что у меня не хватает смелости схватить что-нибудь в комнате и ударить его ножом прямо здесь. Чтобы доставить Ниле удовольствие наблюдать, как он заливает ее кровью. Еще несколько секунд ее извиваний, и кровать оседает. При порыве воздуха через нос она, кажется, снова погружается в неподвижность, и ее хватка на моей руке ослабевает.
— Боль невыносима. После этого она неизбежно теряет сознание, но через тридцать минут все будет примерно так же, — говорит он, записывая что-то в блокнот.