— Но это заставило меня подумать, что, если бы я мог зачать в тебе ребенка. Я мог бы наблюдать, как он растет внутри тебя. Смотреть, как он сосет твою грудь и питается тобой.
Он явно болен, несет такую чушь, которая держала бы его в изоляции до тех пор, пока он не покончил бы с собой, если бы мы вернулись в Калико. Что бы ни случилось, что бы они ни сделали, это серьезно повредило его голове.
Прежде чем я успеваю остановить его, он наклоняется вперед, кладя голову на изгиб моей шеи, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Валдиса, хмурящегося с береговой линии. Я машу ему рукой, и когда он делает шаг к нам, я отталкиваю Кадмуса.
Руки протягиваются под водой, притягивая меня к нему.
— Пожалуйста.
Справа раздается плеск, где Валдис несется к нам по воде. Одним сильным толчком он отбрасывает Кадмуса назад. И вот так они вдвоем плещутся в воде, бьют друг друга кулаками и падают, как львы, дерущиеся за добычу. Каким бы слабым Кадмус ни выглядел раньше, он определенно не утратил своей физической силы, поскольку наносит удар за каждый нанесенный удар.
Беспомощный, я стою на краю их потасовки, ища способ, которым я мог бы встать между ними и положить конец этому безумию — возможно, так же глупо, как хотеть встать между двумя бешеными собаками.
— Прекратите это! Вы оба! Мои крики не достигают слуха, когда Валдис сжимает руками горло Кадмуса и толкает его под воду. Появляются пузыри, когда Кадмус испускает последние вздохи, и несмотря на здравый смысл, я тяну Валдиса за руку.
— Прекрати это! Я не хочу, чтобы он умер!
Впервые за последние несколько минут мои слова возымели некоторый эффект, поскольку Валдис отпускает Кадмуса, отталкивая его.
— Он болен. Что бы они с ним ни сделали, это изменило его. Одна рука у меня на бедре, другой я провожу по волосам и качаю головой.
— Он… несет чушь.
Кадмус выходит из воды, кашляя и брызгая жидкостью, и я разрываюсь между желанием пойти к Валдису и желанием помочь Кадмусу подняться на ноги. Вместо этого я стою между ними, разочарованная, когда Валдис возвращается к берегу. Моя голова лихорадочно соображает, что бы ему сказать, чтобы он не подумал, что я предпочитаю одно другому, но я не рискую сказать что-то не то.
— Валдис, подожди.
Качая головой, он не замедляет шага.
— Нужно быть слепым или дураком, чтобы не видеть, чего он хочет. Слова обжигают его губы, и я понимаю, какой невероятно сложный орган сердце, что оно может извлекать огонь и лед одним дыханием.
Пощечина, означающая увольнение.
— Я не хочу драться с тобой, — говорит Кадмус голосом более спокойным, более ясным, чем раньше.
— Я знаю, что проиграю, когда дело касается ее.
Валдис останавливается на полпути, но не потрудился обернуться.
— Ты мне как брат. Когда Кадмус поднимается на ноги, вода снова опускается ему до уровня груди.
— Мы вместе пережили ад. Ты помнишь ту первую ночь в блоке С? Он делает паузу, и когда Валдис не отвечает, он продолжает.
— Боль? Такая сильная боль, мы думали, что умрем к утру. Ты сказал мне, держись, Джосайя. Держись, потому что у нас все получится. Должно быть, это его настоящее имя, имя при рождении, которое у него отобрали, когда он прибыл в Калико.
— Мы собираемся жить», — ты сказал. И мы сделали это. Даже в лунном свете я вижу блеск слез в его глазах.
— Мы выжили. А теперь? Я чувствую, что снова умираю, Валдис. Смотрю, как ты с ней. Я знаю, что она не моя, чтобы я ее забирал. Я бы не забрал у своего брата. Я не заберу у тебя.
Плечи Валдиса опускаются, и я знаю, что он слушает.
— Но после того, что я увидел там, внизу… это как постоянный цикл в моей голове. В его голосе нарастает паника, он потирает руками голову взад и вперед, стискивая челюсти, и его глаза устремлены на меня.
— Я просто хотел прикоснуться к ней. Я хотел, чтобы она знала, что я тоже был там. Я бы все отдал, чтобы почувствовать ее и заставить ее смотреть на меня так, как она смотрела в тех туннелях. Как будто я был единственным, кто мог ее спасти.
Я не хочу Кадмуса так, как он убежден, что хочет меня. Я не хочу принадлежать ему. Но есть врожденное и неописуемое стремление помочь ему, поскольку я подозреваю, что я единственная из нас, кто может. Для этого требуется прикосновение, которое, как он, кажется, думает, сотрет все образы, возникающие в его сознании. Прикосновение, отсутствие которого сделало его жестоким и недоступным, таким же, каким Валдис был вначале. Это мазохистка внутри меня, которая думает, что может спасти его, но пессимистка, которая сомневается в исходе.