— Тебе не нужно ничего говорить.
Первое свидетельство стыда мелькает на его лице. Дрожащий поток воздуха вырывается из его носа, когда он опускает голову, сквозь зубы вырывается всхлип. Я обвиваю его руками, прижимаюсь к нему и кладу голову ему на сердце. Каждая дрожь его мышц проходит через меня в постоянном ритме боли и страданий, и я обнимаю его крепче, позволяя ему сломаться.
Его массивные руки обхватывают меня, и он падает на колени, зарываясь лицом в изгиб моей шеи.
— Черт, — шепчет он.
— Я в такой заднице.
— Ты не такой. С тобой все будет в порядке. Я глажу его по бритой голове, целуя в макушку.
— Мы все снова будем в порядке.
Мы трое лежим у костра на расстеленных спальных мешках, Кадмус легко дышит, редкие подергивания его мышц говорят мне, что он заснул позади меня. Я говорю себе, что до того момента, как Кадмус поддался своим кошмарам, то, что произошло между нами, не было сексуальным. Это была не фантазия, а толика утешения, которое я могла дать мужчине, в жилах которого течет моя кровь. Тому, кто спас мне жизнь, избавив от кошмаров, которые, как я вижу, преследуют его. Я не знаю, что это за шрамы, и как бы сильно это меня ни беспокоило, я не могу заставить себя спросить его. Он уже не тот человек, которым был до того, как его забрали, хотя в этом можно быть уверенным.
Я надеюсь, что когда-нибудь я увижу эту коварную ухмылку на его лице и пойму, что этот человек, наконец, победил демонов, сражающихся внутри него. На данный момент я довольна тем, что он спит в том, что кажется некоторым уровнем покоя.
Валдис лежит на спине, снова глядя на звезды. Я думаю, это то, что я люблю в нем больше всего. Что такого сильного и властного мужчину, возможно, можно умерить нежными прикосновениями и вниманием к вещам, которые большинство из нас считает само собой разумеющимися. Он — самое необычное, что когда-либо случалось со мной за мои восемнадцать лет. И все же я испытываю необъяснимый страх потерять его. Может быть, чувство вины все еще живет во мне, но природа этого мира такова, что нужно брать, и почему-то я чувствую, что желание быть с ним вечно делает меня слишком жадной для этого.
Удивительно, что мы вообще влюбляемся. Иногда я думаю, что всех нас просто врожденно тянет к душевной боли. Иначе зачем бы мы осмелились влюбиться так глубоко, зная, какие последствия могут ждать впереди?
— Ты не злишься на меня? За то, что позволила ему прикасаться ко мне? Я бы не стала винить его, если бы это было так. Видя его с другой женщиной, я бы раздавила себя так, что я не могу даже начать понимать. Но потом я думаю о Ниле и пытаюсь представить, насколько другой она могла бы быть с кем-то вроде Валдиса. Как его успокаивающее прикосновение могло бы дать ей один миг света в темном мире, который в конечном итоге поглотил ее.
Ради нее я, возможно, тоже была бы готова пожертвовать одной ночью с ним.
— Моя любовь к тебе выходит за пределы плоти. За пределы разума. Ты ничего не можешь сделать, чтобы это изменить. Его губы прижимаются к моим, уверяя меня, утешая, как может только он, прежде чем его взгляд возвращается к небу.
Приступы паники бьются в моей груди. Мужчина не должен быть таким понимающим. Таким добрым и любящим. Это неуравновешенно из-за лет боли и потерь, которые я узнала.
— Что еще тебя беспокоит?
Я со слезами на глазах улыбаюсь его способности читать меня, даже не глядя.
— Я боюсь. Боюсь, что я могу любить тебя слишком сильно.
— Возможно ли это?
Я бы посмеялась над этим, но беспокойство внутри меня, кажется, удвоилось за последний час, когда я лежала рядом с ним.
— Ничто в этом мире не дается, только берется, и я боюсь, что тебя отнимут у меня. Мне это снится в кошмарах. И нет ничего, что было бы более болезненным, чем потерять тебя.
Он прерывает созерцание звезд, чтобы поцеловать меня в лоб.
— Понадобился бы весь ад, чтобы оторвать меня от тебя, и армия должна быть исключительной.
— Так и есть. Легион — самая большая армия, какая только есть.
Поднимая голову, он смотрит мне в глаза, пока все, что я хочу сделать, это утонуть в этом бушующем сером море.
— И они все равно не смогли удержать меня от тебя.
Я запрокидываю голову, чтобы поцеловать его, обещая себе, что не испорчу эти моменты с ним из-за вещей, которые я не могу контролировать.
— Как тебя звали раньше? До Калико?
— Сайрус. Прошло так много времени с тех пор, как я это слышал, это больше не кажется моим. Со вздохом он бездумно проводит пальцем вверх и вниз по моему плечу, вызывая мурашки там.