Леодегран только радовался и открыто выражал свое удовольствие. В приданое за Гиневрой он дал Артуру сто рыцарей. Он также послал Верховному королю огромный стол, сделанный еще во времена Утера Пендрагона; его форма — совершенный круг — наводила на мысль о совершенстве того круга воинов, который создал Артур. В этот круг, кроме рыцарей Леодеграна и рыцарей, которые участвовали в битве вместе с Артуром, входили три сына Лога Оркнейского. Артур держал их при себе, чтобы воспитать их среди своих воинов. Их мать, Моргаузу, он выслал в ее Оркнейские владения. Младший сын Лота находился на ее попечении. Старший из сыновей, Гавейн, был посвящен в рыцари в день свадьбы Артура.
Итак, бракосочетание состоялось, и начались праздничные дни. На полу в зале Верховного короля поверх камыша были разбросаны цветы примулы и лаванды для аромата. На длинных столах сверкали золотом солонка в виде корабля, чеканные тарелки с отделениями для гвоздики, мускатного ореха, корицы, тмина, аниса и кориандра — специй, которые любили придворные; кувшины и чаши для ополаскивания рук, тяжелые блюда с жареными и украшенными их же перьями лебедями, павлинами, куропатками и фазанами, миски с тушеной олениной, крольчатиной, кабаниной и свининой. Количество еды было поистине королевским. За обедом было только три перемены — о каждой из них возвещали звуки фанфар, — но каждая перемена состояла из тридцати блюд.
Пиршественный зал гудел. Сновали взад и вперед слуги. Посреди на полу играли королевские гончие и грызли кости, которые им бросали. Над пирующими на своих насестах сидели королевские ястребы с бархатными колпачками на головах и серебряными колокольчиками на лапах. Еще выше, на балконе, играли арфисты и пели менестрели.
Гиневра восседала рядом с королем, ее темные волосы были теперь заплетены в косы и уложены в кольца над ушами, как подобало замужней даме; их покрывала золотая сетка. Она обладала подобающим королеве спокойствием, свойственной ей мягкостью взора и приличествующей скромностью, которая проявлялась в легком румянце, расцветавшей у нее на щеках, когда она склоняла голову, заметив улыбку супруга. «Ее рады видеть, — сказал Артур, встречая ее на реке. — Я давно люблю ее, и потому мне ничего так не дорого, как она». И это было правдой, и все это видели. Непринужденное восхищение короля осветило праздник и доставило удовольствие всем собравшимся.
Но у Мерлина настроение было совсем иное. Хотя он встретил королеву с подобающей учтивостью, вид его был мрачен. Королева ничего не сказала по этому поводу, вероятно, полагая, что такова была обычная манера чародея. Но Кэй-сенешаль, раскрасневшийся от вина и обидевшийся за брата, сердито сказал, заикаясь: «Твои угрюмые взгляды, старик, не слишком уместны на свадебном пиру».
Мерлин ответил: «Гиневра принесет Артуру несчастье, а она здесь по его выбору».
«Похоже, что нет. Она принесет ему радость. Вероятно, твоя волшебная сила покинула тебя». Кэй хлебнул еще вина и открыл рот, чтобы продолжить свою речь, но, поймав холодный взгляд чародея, закрыл его.
«Ты никогда не был речист, — сказал Мерлин. — Тебе следовало бы хорошо помнить, что мое могущество не покинет меня, пока я сам не откажусь от него».
«Ну так покажи свое могущество», — сказал Кэй. Головы присутствующих повернулись к ним, потому что сенешаль говорил громко. В большом зале воцарилась тишина.
Мерлин ответил: «Мое искусство не для праздной забавы. Если пользоваться им попусту, особенно, если использовать его открыто, то можно привлечь к себе внимание старцев, которые сразу становятся бдительными, когда в воздухе пахнет колдовством. Их взгляд может обратиться на нас. А без них нам спокойнее». Кэй сделал знак, отвращающий дьявола, и несколько рыцарей рядом с ним сделали то же самое.
Королева улыбнулась и сказала:
«Господин чародей, мы не бросаем вызов вашему могуществу.
Только покажите фокус, сделайте мне свадебный подарок, доставьте мне удовольствие».
После минутного молчания Мерлин кивнул головой. «Как вам угодно, мадам, — сказал он.
Если вы придете ко мне, когда солнце будет клонится к полудню, я покажу вам свое волшебство».
Его темные одежды заколыхались; старик повернулся и вышел из зала.
Часом позже — потому что в те времена застолье начиналось в десять утра — придворные по двое, по трое пришли во двор, который примыкал к зданию, называемому Башней королевы. Это было славное, солнечное местечко, окаймленное цветущими грушами и яблонями, которое король устроил для своей невесты. Чародей ожидал их, его плащ был распахнут, чтобы показать, что он носит меч. У его ног лежал небольшой холщовый мешок. Странное выражение — шутовской хитрый взгляд — искажало его суровые черты.
Его окружили перешептывающиеся придворные. Гиневра, у которой глаза блестели, словно у ребенка, подала знак начинать колдовство.
«Я покажу вам старое колдовство, которому я обучился в Уэльсе. Это не мой фокус, — сказал Мерлин. Взглянув на сомневающегося Кэя, он добавил: — Я собираю облака». Медленно и спокойно белые перья и клубы стянулись со всей голубизны неба и свернулись вокруг башни, образовав белоснежный потолок на расстоянии сорока футов над головой чародея. Холодная тень упала на кирпичи, которыми был вымощен двор.
«И лестница в небо». Из холщового мешка чародей достал веревку, свернутую кольцами, держа ее на вытянутых руках. Он начал пронзительно насвистывать тоскливую мелодию. В ответ веревка дрогнула. Развертываясь, кольцо за кольцом, избиваясь, словно змея, под звуки песни Мерлина, веревка поднялась вверх, достигнув белых облаков, и вытянулась во всю длину, свободно свисая над кипарисами.
«И заяц для охоты». Чародей снова полез в мешок и достал оттуда крошечное существо, не более мыши. Он поднес его к губам, что-то прошептал над ним, и, пока он шептал, оно разрослось до размеров обычного зайца светло-серого цвета с черными глазами. Его уши вопросительно вздрагивали, пока Мерлин говорил. Потом чародей быстро поднял руку, словно посылая птицу в полет, и заяц полез по веревке, как кошка, и исчез в облаках.
«И девушка, чтобы поймать зайца». Мешок выпустил маленькую куклу в виде крестьянской девушки. Мерлин поставил ее на землю и снова зашептал, и на глазах собравшихся кукла выросла и ожила. Девушка стояла среди них, неуверенно моргая и перебегая взглядом с одного лица на другое. По знаку своего хозяина она ухватилась за веревку и стала взбираться по ней, пока не добралась до облаков. Она ступила на облако, как на твердую землю, и тоже исчезла в белых клубах. Последнее, что было видно, была ее свисающая босая нога.
Оглядев собравшихся, торжественно уставившихся в небеса и очарованных его заклинаниями, Мерлин, подмигнув, добавил: «И мужчина, чтобы утешить девушку», — и снова порылся в мешке. На этот раз он достал крепкого пригожего молодца, который ухмыльнулся своему создателю и быстро вскарабкался по веревке в заоблачную страну. Придворные разразились смехом. Это была отличная выдумка, подходящая для свадебного праздника. Даже Кэй засмеялся над суматохой, которая поднялась над их головами, когда девушка в облаках завизжала и наконец замолкла, издавая только приглушенное хихиканье.