— Нет, все так.
— Другими словами, успех моей работы зависит от умения разбираться в людях, чувствовать, какие настроения берут верх в подчиненных мне коллективах, и выбирать из многих единую линию, основываясь не на предвзятости узкого специалиста, а на простом здравом смысле. Я правильно понимаю?
— В основном — да.
— Мистер Браун, я справлюсь с этой работой, и справлюсь с ней хорошо.
Браун напряженно выпрямился в кресле и сказал:
— Какие же у меня основания думать, что вы способны разбираться в людях, чувствовать настроения и выбирать нужную линию, опираясь на здравый смысл?
— И не надо оснований! — пылко вскричал Келвин. — Я вовсе не жду к себе разумного подхода. Разум исходит из прецедента, а я перед вами первозданен, как Адам в шестой день творения. Я доверяюсь вашей интуиции, а не разуму. Испытываю ваше дерзание, а не логику. Верьте своему сердцу, мистер Браун, — гласу Божьему. И не доверяйте боязливой рассудительности, что влачится на хлипких костылях разума и прецедента. Неужто сердце не ручается вам в том, что так прийти и говорить с вами может только имеющий право на эту работу?
Видимо, чувствуя, что сдается, Браун взорвался.
— Нет, мистер Уокер, оно в этом не ручается! Не сочтите за обиду, но у меня такое чувство, словно передо мной патологически самонадеянный аферист, у которого… который кому хочешь заговорит зубы!
Келвин обомлел, как от оплеухи. У него отпала челюсть, он залился пунцовой краской, потом побледнел и поднялся с выражением ужаса и боли на лице. Еле слышно, молящим голосом он сказал:
— Вы в самом деле так обо мне думаете, мистер Браун?
Браун, смешавшись, глядел на блокнот.
— Сядьте, мистер Уокер, — сказал он. — Я решительно никак о вас не думаю. Расскажите о себе, пожалуйста.
Келвин сел и похоронным голосом пересказал свой отчет Джеку.
Браун сказал:
— И никто не сделал вам встречного предложения?
— Корпорация «Кодак» приглашала к себе торговцем оружия.
— Вы отказались?
— Мистер Браун, я почти пять лет простоял за прилавком, и мне это мало понравилось. Продавать ли консервированный суп домохозяйкам или ракеты в другие страны — разница только в размере вознаграждения, а оно меня не интересует, меня интересует власть. Лучше я буду членом правления крошечной лондонской фирмы, чем продавцом крупнейшей в мире компании.
— Вы идеалист, мистер Уокер. Без денег или опыта сразу на такую ступеньку не подняться. Даже если управляющий самый крупный пайщик, он на три-четыре месяца определит своего сына на какую-нибудь маловажную должность, а уж потом будет проводить его в правление. Я в приятельских отношениях с Декстером — это землеройные работы. Если вы послушаетесь моего совета, я, с вашего позволения, переговорю с ним о месте торгового представителя для вас.
— Если я буду работать не покладая рук, — медленно заговорил Келвин, — и прекрасно зарекомендую себя, какие у меня перспективы?
— Если вы гений, то через пять или, скажем, шесть лет станете торговым распорядителем.
— А сколько надо пробыть торговым распорядителем, чтобы стать управляющим?
— Это невозможно знать. Лично я не могу ответить на этот вопрос.
— И у меня совсем никаких шансов занять объявленную у вас должность?
— Совсем никаких. Это государственный заказ. Мы строим город, чтобы отселить людей из Южного Лондона, который снесут по нынешней программе децентрализации. Наши претенденты предстанут перед комитетом, а его члены кончали Оксфордский университет. В конечном счете они возьмут того, кого я им назову, но это должен быть как бы их избранник тоже. Честно говоря, устраивая вашу карьеру, я рискую собственной.
Келвин встал и сказал:
— Позвольте раскланяться. Я был рад с вами познакомиться. Причина, по которой вы не можете меня взять, впервые вызывает у меня уважение.
Браун двинул блокнот на его край стола:
— Оставьте свой адрес. Если я смогу без ущерба для себя рекомендовать вас на какую-нибудь руководящую работу, я дам знать. Впрочем, это маловероятно. — Келвин записал адрес. Браун забрал блокнот и сказал: — И еще: я решительно запрещаю вам использовать имя Гектора вот таким образом.
— Мистер Браун! — вскричал Келвин. — Без этого имени мое пребывание в Лондоне лишается тактики, стратегии и всякого смысла. Через сорок минут, например, меня ждут в Транспорт-хаус.
— Ладно, ступайте в Транспорт-хаус, но чтобы это было последнее такое собеседование. Я не желаю вам зла, мистер Уокер, и предупреждаю по-дружески: если я узнаю, что вы по-прежнему пользуетесь именем Гектора, я поставлю в известность его самого и полицию. Деловые круги пересекаются — об этом вы не подумали.