— Борьба с тенью производит на экране смертную скуку.
— «На острие Власти» есть служба информации. Она не обязана быть интересной.
Но продюсер был романтик и не умел жить спокойно. К нему пришел один заднескамеечник и поведал, что Британское газовое управление только что открыло важное месторождение нефти под толщей британских территориальных вод. Их может оказаться много, таких месторождений. И важность открытия, по мысли парламентария, состояла в том, что от экономики, базирующейся на угле, Британия переходила к экономике нефтяной, а новооткрытая нефть законно принадлежала британскому народу. Надо, чтобы правительство оказало содействие Национальной Британской нефтяной промышленности, а не отдавало бы нефть на откуп международным корпорациям, откуда все утечет в Америку. Парламентарий, безусловно, был фанатик, но поскольку ни пресса, ни парламент не высказались должным образом о существовании британской нефти, продюсер решил сделать документальный фильм, где столкнутся лбами заднескамеечник и министр топлива и энергетики, в чьей компетенции эти вопросы. Продюсер предпринял нужные шаги и через три дня был заменен Гектором Маккелларом. Общее Мнение объяснил, что прежний продюсер не разобрался в посреднической миссии телевидения.
В реальной политике Маккеллар разбирался лучше своего предшественника, но он тоже был романтик и хотел, чтобы программа была интересной. Поскольку столкновение значительных идей расценивалось как слабое телевидение, он предпочел хотя бы раз в две недели давать на экране столкновение личностей. Такая сшибка нечасто выявляла разногласия, но всегда должна была оставлять будоражащее впечатление. Самой яркой личностью в британской политике тех дней был Дилан Джонс, первый профсоюзный деятель, ставший премьер-министром. У его отца было небольшое, но доходное дело, сам он был широко образованным человеком, и профсоюз его, объединявший архитекторов и конструкторов прецизионных станков, по существу, смыкался с профсоюзами конторских служащих, однако благодаря уэльскому акценту рабочий люд видел в нем своего, и средний класс как бы оказывал ему снисхождение. А на телевидении, по мнению Маккеллара, самой яркой личностью был Келвин Уокер. Знаменитым он пока не стал, но за три недели работы в программе «На острие Власти» зрительская аудитория выросла на 19,83 %. Перепалка шотландского и уэльского выговора, полагал Маккеллар, чрезвычайно позабавит английскую публику и обеспечит его протеже общенациональную известность. Он сказал Келвину:
— Чуть форсируйте темп. С резкостями не пережимайте: он новичок на своем месте и еще популярен. Ударный вопрос приберегите для конца, — и пусть он будет личного свойства.
— Быть по сему, — сказал Келвин.
В тот вечер он чувствовал себя совершенно по-свойски в пятой студии. Сидел он на том же месте, где в первый раз его донимала Мери Кранмер, и расположившийся напротив, со знанием дела расслабившийся лысеющий крепыш выгодно оттенял его пружинистую поджарость. Когда вспыхнувшая красная лампочка предупредила, что камеры включились, он сказал:
— Меня озадачивает, мистер Джонс, почему в качестве главы правительства Ее Величества вы проводите политику децентрализации, против которой неизменно возражали в бытность свою оппозиционной партией.
Джонс кивнул и сказал:
— Хорошо, что вы спросили об этом, Келвин. На самом деле озадачиваться тут нечем. Нынешнее правительство не возражает против децентрализации как таковой, но оно-таки возражает против децентрализации неограниченной и неразборчивой в средствах. Половина подданных Соединенного Королевства живет в устарелых городских конгломератах, от порожденных этим трудностей и неудобств страдает вся страна в целом, и децентрализация представляется единственным выходом из положения. Однако провести децентрализацию разумно, гуманно и надежно по силам лишь такому правительству, которое не боится согласованных действий. Согласованных, и еще раз — согласованных.
Вежливая словесная пикировка шла живее, чем намечалось на репетиции, а тем временем громадные камеры кружили сбоку и над головами, выхватывая руку, глаз, язык, лизнувший губу, отъезжали назад, показывая Дилана между колен Келвина или Келвина повисшим над левым ухом Дилана. Наконец Келвин увидел, что до конца остается пять минут, и без перехода сказал: