— Вы не можете не признать, мистер Джонс, что ваша программа, одновременно предполагающая согласованные действия и децентрализацию, потребует таких колоссальных людских и денежных затрат, на какие в мирное время не шло ни одно британское правительство…
Джонс улыбнулся и замотал головой:
— Нет. Нет и нет.
— Вы не согласны?
— Не согласен. И настаиваю на своем.
Келвин улыбнулся:
— Тут с вами никто не решится спорить. Но ведь эта программа создаст бесчисленные прецеденты и в местном самоуправлении, и в предпринимательском законодательстве, и в работе государственного аппарата, и в современном градостроительстве. А теперь, если позволите, я хотел бы задать вам более или менее личный вопрос.
Джонс поднял брови и холодно сказал:
— Валяйте.
— Вы единственный член кабинета без университетского образования — так?
— Совершенно верно. Я рос в черные годы депрессии. В пятнадцать лет был вынужден оставить школу и помогал отцу развозить молоко. Я не забыл те годы. И не хочу их забывать. (Джонс глянул прямо в объектив камеры.) Кое-кто из сегодняшних зрителей поймет меня. (Он улыбнулся Келвину.) Да, я не университетский человек.
— Что же, в таком случае, дает вам право руководить страной в такое время, как нынешнее?
Джонс задумчиво пососал трубку и нахмурился. Он сказал:
— Видите ли, британцы не доверяют специалистам. Нет-нет, они нужны постольку, поскольку занимаются своим делом, а есть две вещи, которые специалист никогда себе не уяснит: как руководить партией и как управлять страной. Справиться с этими задачами можно, только оставаясь на твердой почве житейского здравого смысла. Правильно? Если же вы спросите, за что партия избрала меня своим лидером, а британский народ — своим кормчим, то я честно скажу: не знаю, но надеюсь, за то…
Он смолк и наставил мундштук трубки в жилет Келвина. Келвин сказал:
— Да?
— Надеюсь, за то, что я не легко устаю от своей работы и продолжаю ее делать тогда, когда другие бьют отбой. За то, что против трудностей я вооружаюсь здравым смыслом, а не шорами специалиста. За то, что не боюсь называть вещи своими именами.
Келвин сказал:
— Если совсем просто: деловитость, способности и честность — вот ваши права.
Восторг вспыхнул на лице Джонса и благоразумно погас. Он криво улыбнулся и сказал:
— Что ж, вам видней.
— Огромное спасибо за беседу, мистер Джонс.
Студия залилась светом. Келвин откинулся в кресле, Джонс подался вперед и выбил трубку в пепельницу. Джонс сказал:
— Очень славно все вышло.
— По-моему, да.
— Вы задали мне пару вопросов, каких я не ожидал, но я отбился, правда? Отбился.
— Отбились.
— Недавно этим делом занимаетесь?
Келвин встревожился. Он сказал:
— Профессионализма не хватает?
— Нет, вполне хватает. Просто впервые слышу ваше имя.
— Я новый человек здесь.
— А прежде где работали?
— У отца в галантерейной лавке.
Джонс поднял брови. Широко улыбаясь, подошел Гектор Маккеллар, поздравил обоих и пригласил пропустить по рюмочке. Джонс сказал:
— Спасибо, Гектор, но совсем нет времени. Впрочем, я бы перекинулся парой слов с этим вашим молодым коллегой. С глазу на глаз, если можно.
Маккеллар кивнул и ушел.
Джонс старательно раскурил трубку и сказал:
— У отца в галантерейной лавке. Чего ради?
— Надо было помогать, потому что старшие братья учились на священников в Стратклайдском университете.
— Какой он религии?
— Община свободных пресвитериан.
— В моей родне все методисты. А на эту работу вы как попали?
Келвин рассказал. Джонс задумался и потом спросил:
— Каковы ваши политические убеждения?
— Я еще не думал над этим. Меня в основном занимали философские проблемы.
— Очевидно, Ницше?
Келвин не без труда скрыл удивление. Он сказал:
— Да. Вы его читаете?
— Почитывал, только вступающему на общественное поприще не надо обольщаться таким чтением. Я не отрицаю его раскрепощающего действия, но разумнее опираться на что-нибудь поосновательнее. Почитайте-ка Шоу. Сейчас его недооценивают, однако его политические работы перебрасывают надежный мостик от Ницше к современной политэкономии. Потом я бы порекомендовал Кейнса, Уинтербима, разумеется, Кропфорда и Мейбл Сикерт-Ньютон. Но Уинтербим — всенепременно.
— Я запомнил.
— Несколько лет назад я сам написал книжонку — «Устройство мира в разорвавшейся Вселенной». Она отчасти идеалистична, но кое-какие мысли вы больше нигде не встретите. Книжка давно разошлась, но если хотите — я пришлю экземпляр.