Я вскочил на крыльцо.
Слева приближались курсанты второй роты; их вел Карьялайнен.
Хейконен быстро шел, отдавая приказания:
— Немедленно крой вперед, вправо! Необходимо перехватить штабистов!
На дверях было написано: «Штаб». У крыльца в нетерпении рыл снег копытом породистый белый жеребец.
Выстрелы прекратились.
— Мы взяли деревню, — сказал мне спокойно, как на вечерней поверке, Хейконен. — Матти, где твой шлем?
И только после этого внезапного вопроса я почувствовал холодок на голове.
Проведя рукой по смерзающимся от выступившего ранее пота волосам, я убедился, что действительно шлема не было.
— Лахтарская пуля, должно быть, сбила его ко всем чертям! — почему-то очень громко прокричал я и вскочил в помещение штаба белых.
Комната напоминала обычную полковую канцелярию.
Товарищ Суси уже рылся в бумагах, разбирая их.
Несколько папок с делами валялось на полу.
Я взглянул на часы-ходики: они шли спокойно, как будто ничего не случилось.
Полчаса, всего полчаса тому назад, я отдавал приказание отделению итти за мной вниз по склону. И вдруг я вижу — товарищ Суси поднимает со стола папку, а под папкой лежит портфель, кожаный портфель с знакомой монограммой. Ведь это была точно такая же монограмма, как и на портфеле штабс-капитана Верховского, и портфель был вылитой копией портфеля, захваченного мною в рейде под Кронштадтом.
Я подскочил к столу, рванул к себе портфель. Он был открыт. Из него посыпались на пол записки, письма, бумаги. Я поднял конверт и прочитал: штабс-капитану Петру Ивановичу Верховскому, Гельсингфорс и так далее. Штемпель — Париж.
Я поднял листовку. Она была напечатана по-русски, а в то время по-русски я говорил и понимал гораздо хуже, чем сейчас. Товарищ Суси мне быстро перевел ее на финский язык.
Она сохранилась у меня вместе с истрепанной картой до сих пор.
Вот она:
«Красногвардейцы! Я, финский писатель Клайдо Ильинарк, обращаюсь к вам от имени Временного ухтинского правительства Карелии.
Если вы не уйдете из свободной Карелии, то готовите себе общую братскую могилу, ибо гнев наш будет ужасен.
Красноармейцы! Арестовывайте своих коммунистов и комиссаров и переходите к нам. Только в этом ваше спасение!»
Несмотря на усталость, несмотря на возбужденность, какая бывает в бою, несмотря на серьезность минуты, я не мог удержаться от громкого смеха. И действительно, русский штабс-капитан дерется за освобождение Карелии от русского красного ига под лозунгом: «Карелия для карелов!» А я, финн Матти Грен, и финны: Лейно, Хейконен, Карьялайнен, Тойво, Яскелайнен, Антикайнен, Аханен, Суси, Антилла, Кярне, Гренлунд и сотни других боремся за Российскую советскую федеративную социалистическую республику и ее автономную часть — Карелию для трудящихся.
Да, мы прежде всего коммунисты, а финны потом, и эти белогвардейцы и гады — прежде всего буржуи, а русские — где-то в сотом[13].
Было над чем смеяться, второй раз в жизни захватив портфель неуловимого офицера.
Антикайнен вошел в штаб.
Вид у него был очень недовольный.
— Улизнули, Ильмаринен и несколько штабистов удрали в лес, и в лесу же рассеялось около двух сотен лахтарей.
— Но мы победили! — вставил вошедший за начальником Карьялайнен.
Но мы могли схватить и уничтожить головку, если бы успели перехватить дорогу на Барышнаволок и не нервничали так, что обыкновенный колокольный праздничный благовест показался нам тревожным набатом.
Я выглянул в окно: пленные, захваченные моим отделением, пригнанные Тойво, уже стояли у дома штаба.
По улице наши конвоиры подгоняли еще пленных.
Антикайнен и Хейконен вышли на улицу. Суси разбирал бумаги, поэтому вошедшая в комнату женщина — повидимому, хозяйка — обратилась прямо ко мне:
— Господин красный командир, майор Ильмаринен очень любил гороховый суп, и мне на сегодняшнее утро был заказан хороший гороховый суп с ветчиной. Суп уже готов, прикажите подавать.
— Подавай сюда через десять минут все, что приготовила, — приказал я и, отдавая такое неожиданное приказание, почувствовал одуряющие приступы волчьего аппетита, и ноздри мои защекотал чудеснейший аромат крепкого горохового горячего супа со свининой.
Я мог бы сам съесть за один присест десять обедов майора Ильмаринена с обедами штабс-капитана Верховского в придачу. Но тут мое внимание привлекли какие-то странные шорохи под полом.