И как будто щёлкнуло что-то внутри.
И больше не осталось сил. Ни на что.
Тотигусигарий указал служителю место для ларца. Молча указал. Горло временно перехватило. Когда служитель исполнил указанное, голос вернулся.
— Моё время истекло. Мой последний долг исполнен. Мне можно уйти. Благодарю тебя. Ты и твои предки долго и достойно помогали мне. Десять поколений? Двадцать?
— Тридцать семь, — почтительно поклонился служитель.
— Тридцать семь, — задумчиво повторил Тотигусигарий. — Много времени прошло…
— Много, — согласился служитель.
— Последнее письмо Атону. Отправишь, как обычно. Припишешь сам — Тотигусигарий ушёл к Митре. То же скажешь и нашим, наверху. А сейчас ты оставишь меня, на время.
Тотигусигарий подошёл к столику в углу, взял в руку орихалковые шары для развития и укрепления киста, а также, из-за материала, и для иных целей.
— Когда они упадут на пол, значит, моё тело исчезло. Тогда доложишь — и волен в своём волеизъявлении. Понял? Прекрасно. А теперь — прощай.
Служитель, еле сдерживая участившееся сердцебиение, вышел за дверь. Но сесть так и не смог. Ноги подрагивали. Дух захватывало. Последний бог прошлого уходит к Митре! К Митре!! Самому Митре!!! Победителю Ахерона…
О боги сынов света, как же давно это было!..
Через неизвестное, проведённое в полуоцепенении время ожидания, — глухой удар и рокот раскатившихся по яшмовому полу орихалковых шаров.
На негнущихся ногах подошёл к двери. Открыл. Вошёл. Всё то же самое. Только вместо древнего бога — пустой балахон с капюшоном и широкими рукавами. Белый балахон друга белого бога. Содрогнувшись от внутренних чувств, служитель подошёл к письменному столу. На столе в одиночестве лежал свернувшийся свиток.
Во всём теле ухнуло. Пот залил тело. И столь велика оказалось жажда узнать, ЧТО же именно читал уходящий перед своим уходом, что она заставила служителя мгновенно забыть обо всём, усесться в нефритовое кресло с палисандровым сиденьем, самшитовой спинкой и кедровыми подлокотниками. Прямо на пустой балахон ушедшего уселся он, не замечая этого. Развернул свиток и впился глазами и, сдерживая дыхание, и унимая сердцебиение, стал читать:
«Однажды я шел по пустыне и среди пальм оазиса нашел обрубок человека без рук и ног. Ловко извиваясь, он полз от кучи упавших фиников к воде, чтобы напиться. Длинные седые волосы покрывали его спину. Борода его стёрлась о песок.
— Несчастный! — воскликнул я. — Кто совершил это злое дело? Могу ли я помочь тебе или отомстить за тебя?
Напившись, старец снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся.
— Неразумный… Ты оскверняешь память мудрейших тем, что не уважаешь законы, охраняющие наш покой и безопасность.
Изумление на моем лице проступило столь явно, что житель оазиса перекатился к ближайшей пальме, оперся спиной на её ствол и начал:
— Узнай же, о путник, что некогда на месте этой пустыни была страна, обильная водой, деревом и камнем, городами и людьми, но скудная мудростью населявших её. Случалось так, что дети дрались, а взрослые мужчины били друг друга. Случалось также, что женщины вцеплялись друг другу в волосы. Случалось даже, что люди убивали друг друга.
И тогда мудрейший правитель приказал сдать в казну весь имеющийся металл. Но люди стали использовать палки, чтобы бить и сучья, чтобы колоть.
Правитель приказал срубить деревья и выкорчевать пни. Но люди стали кидаться камнями и правитель приказал снести дома, просеять песок и вывезти все камни за пределы своих владений.
Люди научились бить друг друга руками и ногами. Наимудрейший повелел лишить своих подданных возможности наносить вред друг другу. И тогда все стали такими, как я. Больше всего забот доставляли жившие в расцвете сил. Некоторые их них умерли. Меньше всего хлопот было с новорожденными.
— И матери не пытались защитить своих детей?
— Тех, кто осмеливался напасть на Стражей Закона, обезоруживал зубодер.
— А у Стражей были руки и ноги?
— И оружие, и щиты. Как же иначе? Люди глупы и неразумны. Если человек не понимает, когда его просят стать счастливым, его нужно заставить стать им — для его же блага.
Я оглядел пустыню от горизонта до горизонта и спросил:
— Неужели ты считаешь, что ваши законы были мудры?
— Конечно, — собеседник улыбнулся моей наивности. — Если было бы по-другому, разве этому учили бы в школе?
И он проворно пополз обратно к куче, на которую за это время упало два-три свежих финика.