« Всё повторяется», – подумал он про себя.
В душе у него вдруг появилось неприятное предчувствие, которое он тут же прогнал.
–Нет, – твёрдо сказал Соломон, – на сей раз выйдет иначе.
«Ангел» скрытно проскользнул из-под заградительной цепи и поплыл в сторону Мраморного моря. Полнолуние хорошо освещало им дорогу в море.
– Одеть тюрбаны! – приказал шкипер команде.
Все принялись облачаться в белоснежные высокие головные уборы. Вскоре они стали проплывать сквозь многочисленные турецкие галеры. Команд в столь поздний час не было видно. Лишь один раз их окрикнул строгий голос с большого судна:
– Кто такие и куда плывёте?
– Мы плывём с донесением от султана в Фессалоники, – чётко по-турецки проговорил Лев.
Этого было вполне достаточно, чтобы их приняли за своих, тем более что белые тюрбаны отчётливо светились в темноте.
«Ангел» беспрепятственно выбрался в Мраморное море и взял курс на Фессалоники.
Противостояние под стенами Константинополя достигло своего апогея. Ещё три пушки Урбана были с большим трудом доставлены из Адрианополя. Сам пушечник успел выздороветь и целиком был поглощён их установкой. Мехмед решил более не идти в изнуряющие лобовые атаки и выжидал, когда заговорит бог войны. Его огромная армия приводила себя в порядок, чувствуя, что готовится самый ответственный штурм. Сам султан мог часами вглядываться в неприступные стены города, который магически притягивал к себе.
– Неужели в этом городе так много ценного, что ты хочешь завоевать его любой ценой? -спросил Халал.
– Никакое золото не сравнится с тем величием, которое ждёт нас после завоевания Константинополя. Весь мир вздрогнет, когда узнает, что мы взяли «второй Рим» – эту действительную столицу мира. Его богатства никогда не заменят исторической значимости победы для османов, которой прославится наше государство для последующих поколений. Ты не задумывался, отчего столица нашего государства без конца меняет своё место? А всё оттого, что мы её просто не нашли. Вот она – настоящая столица Османской империи, которая станет гарантом нашего могущества на протяжении последующих веков. Взявший её, увековечит своё имя в памяти потомков.
Халалу молодой султан нравился всё больше и больше. Его мужеству и решительности мог бы позавидовать любой умудрённый опытом государственный муж. Наряду со своей горячностью и присущей для всех османских султанов жестокостью, Мехмед обладал трезвым и прагматичным умом, позволявшим ему совершать великие дела. Халал понял, что это достойный сын своего отца и с некоторых пор проникся к нему уважением. Если раньше он мысленно предполагал возможное смещение Мехмеда, то сейчас, наоборот, стремился ещё более упрочить его власть.
Мехмед же, чувствуя в везире недюжинный ум и опыт, всячески приближал его к себе, позабыв о былых разногласиях. Султан хорошо запомнил, кто первым известил о смерти отца, расчистив ему дорогу на трон.
– А если тебе византийцы пообещают платить ежегодно большую дань, ты снимешь эту осаду? – вдруг спросил Халал, будто проверяя султана на прочность.
Мехмед с минуту подумал, но затем ответил:
– Всё на этом свете имеет свою цену, в том числе и этот город. Если мне щедро за него заплатят, то, пожалуй, сниму.
– Тогда назови размер дани и мы предложим её императору Константину.
Мехмед был явно не готов к такому вопросу. Он задумчиво посмотрел на Халала и сказал:
– А стоит ли? Дань, которую я собираюсь наложить, непосильна ни одному государству.
– Наше дело предложить. А там, как решат, – однозначно ответил везирь.
– Сто тысяч золотых византинов ежегодно,– сказал султан медленно.
Халал даже вздрогнул, услышав такую огромную сумму. Она действительно была непосильной.
– Я сегодня же передам твоё условие осаждённым, мой повелитель.
Временное затишье позволило византийцам укрепить стены в тех местах, где их смогла разрушить сверхпушка. Джустиани как опытный специалист по фортификации лично следил за качеством восстановительных работ. Бреши закрывались плотным частоколом и усиливались мешками из песка. Немногочисленные защитники были настроены решительно, хотя несколько приуныли, когда увидели, что устанавливаются ещё три новые огромные пушки.
– Ничто меня так не беспокоит, как эта проклятая турецкая артиллерия, – сокрушался Джустианни при совместном с императором осмотре крепостных стен,– против неё у нас нет противодействия.