- Все как по заказу! - повторила она ту же самую фразу, протягивая ручку. - Хозяин на месте.
- Один?
- А как же! К нему сунулся было председатель райпотребсоюза, а я ему номер занят. Ха-ха-ха! Он говорит: я подожду. А я ему: ждите, с минуты на минуту "сам" придет. На секретаря намекнула. Приятной компании, говорю, втроем. Он сразу на попятную. Извести, говорит, когда горизонт прояснится. Ха-ха-ха!
- Молодец, Лелечка! Я тебе привезу из Крыма коралловые бусы.
- За эти бусы мне Дашка глаза выцарапает.
- Хорошо. Прихвачу еще защитные очки.
- По мне, так лучше песню. Говорят, вчера ты здорово пел.
- Ну что ж, песню так песню. Я в долгу не останусь.
Он потрепал ее королевским жестом по волосам, по щечке и прошел к председателю в кабинет.
Тот встретил его как брата - руки вразлет, словно обниматься шел:
- Иван Гаврилович! Рад видеть, рад. Проходи к столу, дорогой. Председатель исполкома, еще относительно молодой, но грузный человек с двумя подбородками, одетый в светлый костюм цвета какао с молоком, предупредительно поздоровавшись, усаживал гостя: - Вот сюда, в кресло. Давненько не виделись, давненько, - говорил и все улыбался, садясь на свое председательское место.
- Обыкновенное дело, Никита Александрович. Наши рейсы дальние, отвечал и Чубатов, так же вовсю улыбаясь. - Мы, как моряки, в большом каботаже.
Каждый из них под этой улыбкой прятал тревогу, поэтому глаза их смотрели пытливо и настороженно: чем ты меня огорошишь?
- В этом году вы что-то припозднились, Иван Гаврилович.
- Зато взяли две тысячи кубов, Никита Александрович.
- Это хорошо... А где же плоты?
- К сожалению, все еще там... На месте.
- Жаль, жаль...
Улыбки кончились, лица потухли. Председатель взял сигарету, протянул пачку Чубатову, закурили...
- Мы просто задыхаемся без твоего леса. Завьялов каждую неделю звонит у него к зиме новый коровник строится. Столбы, перекладины - весь каркас поставили из железобетона, а стены бревенчатые, по типу шандоров. Ну и сам понимаешь... Стала стройка.
- Я для него четыреста кубометров заготовил.
- Он тебе в ножки поклонится. - Никита Александрович в упор и строго посмотрел на Чубатова. - Но как доставить эти кубометры? Ты можешь что-то предпринять? Ну хоть посоветуй!
Чубатов, потупясь, тяжело выдавил:
- Боюсь, что до весны лес не притянем. Дорог нет. Осталось только одно - ждать большой воды.
- То-то и оно... - Никита Александрович побарабанил пальцами о стол, отрешенно глядя в окно. - Вот так номер! И как ты ухитрился обсушить плоты?
- Кто знал, что в августе будет засуха? А весь июнь-июль вода держалась высокой. По нашей-то нужде не хотелось налегке возвращаться.
- Так-то оно так. Да вот видишь, что получилось. Где твои люди-то? Вербованные?
- Четверо на запани осталось, шесть человек подались в леспромхоз. А двое где-то здесь болтаются. Для связи - на случай, если деньги дадите.
- Окончательный расчет, что ли? Откуда взять деньги-то? Мы же не можем твой лес на баланс поставить? Он пока ничей... Обесценен. Вот когда пригоните его, тогда будет и окончательный расчет, и премиальные, и все такое прочее.
Чубатов, слушая эти слова, все ниже опускал кудлатую голову. Потом сказал с глухой обидой:
- Вот не ожидал, Никита Александрович. Но хоть расходы списать по заготовке леса сможете? - Он достал из кармана толстый бумажник, раскрыл его, положил на стол.
Здесь было множество мятых бесформенных расписок, сделанных на тетрадных листках, на блокнотных листочках и просто на клочках бумаги.
- Сколько у вас расходов-то?
- Шестнадцать тысяч с небольшим. Две с половиной тысячи в райфо списали. Осталось четырнадцать!
- Подходящая сумма...
- Так ведь две тысячи кубов заготовлено! - с горечью и силой сказал Чубатов. - Я же не вру.
- Понятно, понятно! - Никита Александрович озабоченно опустил на грудь голову, выдавливая еще и третий подбородок. - Только на чей счет мы теперь запишем эти четырнадцать тысяч?
- Половину спишет райфо на зарплату лесорубам. А семь тысяч погасит Завьялов, как обычно, на такелаж спишет. Я ж ему четыреста кубов заготовил!
- Но пока лесу у него нет.
- Так будет! Куда он денется? Подтвердите, что лес заготовлен. Если хотите, пошлите туда комиссию, обмерят плоты, обсчитают.
- Комиссию послать - дело нехитрое. Но финансами своими распоряжается сам Завьялов, а не я. Понимаешь?
- Понимаю, как же! Не первый год так делаем. Вы ему визируете, чтобы оплатил такелаж. Он оплатит, то есть принимает расходы. Лес-то ему идет. И другим занаряжаете таким же образом.
- Тебе придется самому съездить к нему и договориться, - карие глаза Никиты Александровича смотрели теперь грустно на Чубатова.
- Но, Никита Александрович, не может же Завьялов принять эти расходы без вашего разрешения, - Чубатов еле удержался на подвернувшемся упреке: "Не дурачьте же меня!"
- Хорошо. Я ему позвоню. Поезжай!
12
Василий Иванович Завьялов слыл в округе человеком широкой натуры и крепким хозяином. Он сам приехал за Чубатовым. С утра пораньше! Дарье поставил корзину красных помидоров величиной с детскую голову каждый, да трехлитровую банку ароматного меду, чистого, темного, словно янтарь, да копченой свинины. Хоть и пожилой, но еще крепкий - не ладонь, а каменная десница. Лицо обветренное, загоревшее до черноты, с глубокими извилистыми морщинами, как из мореного дуба вырезано. Но сам такой обходительный, деликатный. Присел на краешек стула, будто боялся обломить его. Разговор вел легкий, утешительный:
- Это хорошо, что вы надумали съездить в отпуск куда подальше. Погодка теперь хоть на Тихом океане, хоть на Черном море благоприятствует...
Чубатов, звоня ему, заикнулся насчет денег: одолжите, мол, на отпуск. "Это мы всегда пожалуйста!" - был немедленный ответ.
И Дарья, провожая Чубатова в гости к Завьялову, впервые за эти дни воспрянула духом: а что? Если сам Завьялов благоволит к Ивану, то, может, все и утрясется. У Завьялова авторитет. Он и самого начфина убедить сможет.
Но в "газике" Завьялов как-то погас, тяжело навалившись на баранку, насупленно молчал всю дорогу, пока выбирались из города.
Заговорил, когда вырвались на простор, в поле, сказал, не глядя на Чубатова, не скрывая горечи:
- Крепко ты нас подвел, Ваня. Мы на тебя надеялись как на бога.
- На бога, говоришь? - вспыхнул Чубатов. - А кто засуху в августе послал? Я, что ли?!
- Мог бы и поторопиться, в июле пригнать плоты.
- А кто меня упрашивал? Заготовь сотни четыре кубов! До зимы ждать буду. Не ты ли, друг ситный?
- Я, Ваня, я. По нашей нужде не только попросишь - на колени встанешь, молиться будешь: пошли, господи, леса, кирпича и цемента!
- Ты просил, я заготовил. Как уговаривались - четыре сотни кубов только для тебя! В чем же моя вина?
- Да разве я тебя виню? Я плачу. Мне коровник до зимы построить надо. Коровник на четыреста голов! Понял?
- Я ж тебе не начальник строительного треста.
- В том-то и беда, что нет у нас начальника и треста нет. Для нас, для колхозов, строить некому. И деньги есть у нас. Много денег, Ваня. У меня полтора миллиона чистых денег в банке. Хоть сейчас пускай в оборот. Полтора миллиона! Да я бы на них не то что коровник - коттеджи всем построил бы. Но стройматериалы купить негде, нанять строить некого.
- У вас же есть областной Межколхозстрой?
- А-а! - только покривился. - Это - худая контора. Она может строить только дворы дорогие, сплошь из железобетона. Одно коровье место обходится в две с лишним тысячи рублей. Представляешь? Да и то на пять лет вперед ей все уже заказано и расписано. Мы стараемся строить и подешевле, и побыстрее. Упросил я ПМК-90, что геологов обстраивает: поставьте мне, говорю, только каркас для коровника. А стены я сам заполню. Построили они каркас, а стены твои в тайге, в заломе остались.