— Рано закончили?
— Какая-то нестабильность, когда она синхронизировалась с БИМом.
Теперь вздохнул Фаиз.
— Ну зачем они его так называют. Это же алмаз, а не изумруд.
— Я знаю. Прости.
— И вообще, БАМ был бы смешнее, — продолжил он, но в голосе не было горячности. Их брак представлял собой бесконечное сплетение понятных только им двоим шуток, комических моментов, общего любопытства и общих травм. Элви знала по интонации, когда муж заинтересован или рассержен. Когда пытается защитить ее или разобраться с чем-то непонятным.
— О чем думаешь? — спросила она.
— Не заметила синхронизацию?
— Какую?
Фаиз снова вывел на монитор данные. С одной стороны мозг и тело девочки-подростка, застывшей в возрасте, когда она умерла и была «восстановлена» инопланетной технологией. С другой — рассеяние частиц и магнитный резонанс огромного кристалла, который, если им повезло, хранил в себе историю умевшего соединять галактики вида, по следам которого они шли к вымиранию. Элви могла проследить сходство своими пальцами. Фаиз поднял брови, ожидая, что она что-то заметит. Элви покачала головой. Он указал на крошечный индикатор на боковой стороне дисплея: ПОПРАВКА НА СВЕТОВУЮ ЗАДЕРЖКУ: -0,985 С.
Элви нахмурилась.
— Мы в 0,985 световых секундах от алмаза, — сказал Фаиз. — Идем по одной орбите вокруг звезды, не приближаемся и не удаляемся. Во время прошлых экспериментов Кара и алмаз переговаривались. Запрос и ответ. А сейчас они поют хором. Нет световой задержки.
Выводы весенним ручьем неслись в голове Элви. Они и раньше знали, что протомолекула может делать с пространством странные трюки, но думали, что они связаны с квантовой запутанностью частиц. Однако, насколько ей известно, Кара и БИМ не обменивались никакими частицами, так что эта псевдо-мгновенная передача информации стала чем-то новым. Одна из фундаментальных гипотез о протомолекулярной технологии только что получила серьезный удар.
Это также означало, что их обращение к артефакту заставило его ответить. Ее эксперимент работал.
Вот бы еще не было так страшно от успеха.
Элви начала работать на Лаконийскую империю под давлением. Уинстон Дуарте захватил все человечество с быстротой и непреклонностью чумы. Когда он пригласил Элви Окойе на руководящую должность в Директорате по науке, она согласилась. Просто работа мечты, если забыть о возможных последствиях отказа.
А потом план Дуарте по противостоянию силам, погубившим построившие врата цивилизации, пошел наперекосяк. Дуарте и сам пострадал. А непосредственный начальник Элви, Паоло Кортасар, превратился в кровавый туман. Элви, которой нравилась работа, но не работодатель, внезапно обнаружила себя главой лаконийского Директората по науке, с пониманием, что ее главная задача — выяснить, как остановить атаки, отключающие сознание то в отдельных системах, то по всей империи. Однако на деле ее главной задачей оказалась починка искалеченного разума Дуарте. Или, возможно, способ прекратить исчезновения кораблей во время транзита между нормальной вселенной и странным узлом пространства колец.
В ее руках оказались почти безграничные ресурсы империи, на плечах — выживание человечества, а протокол исследований был настолько обтекаемым, что комиссию по этике не прошло бы даже его оглавление.
Ей требовалось разобраться в двух уровнях. Первым была цивилизация, создавшая протомолекулу и врата, а вторым — силы, разрушившие их. В свои лучшие дни она представляла себя средневековым монахом, пытающимся понять святых, чтобы лучше разглядеть лицо Бога. Но чаще чувствовала себя термитом, пытающимся объяснить своим собратьям, что такое собаки, дабы все они могли порассуждать о фьюжн-джазе.
Она понимала создателей протомолекулы и то, что их убило, лучше, чем кто-либо из людей. За исключением Кары, если все получится. И Ксана.
— Это похоже на сон, — говорила Кара, — только грандиознее. Я не помню, чтобы по-настоящему чувствовала во сне вкус, понимаете? А там я ощущаю вкус, и слышу, и форма моего тела как будто изменяется. Оно становится... всем.
— Я ничего не чувствовал, — разочарованно сказал Ксан.
Изначально Элви опрашивала брата и сестру по отдельности, начиная с Кары, заканчивая Ксаном. Так она хотела избежать влияния рассказов одного из них на другого, но дети очень нервничали, когда их разделяли.
Сейчас Элви привела их в свою личную лабораторию вместе, дети свободно парили, а она закрепилась за столом и вела записи. Интерьер лаборатории напоминал кабинет дорого психиатра: светло-зеленая обивка на стенах, вьющиеся растения в нишах с капиллярным питанием, тихая пульсация очистителя воздуха. Все говорило о том, что ее хозяйка — очень важная персона. Элви терпеть не могла все это, но не хотела тратить силы на выяснение причин.