Кит остановил запись и удалил ее. Ему не хотелось начать новый круг самобичевания Алекса за то, что он мало общался с Китом в подростковом возрасте. В этом было больше вины его отца, чем обиды Кита. Просто у него сейчас было слишком много дел, чтобы взваливать на себя бремя эмоционального благополучия еще одного человека.
Но он должен что-то сказать.
Звонок в дверь на время его спас. Он отключил связь и приказал двери открыться. Его мать вошла в квартиру, как делала всегда. Статная женщина с крепким подбородком, она размахивала благородством своих черт, как дубиной. Кит любил ее и всегда будет, но больше всего любил, когда она смотрела на него с экрана.
— Где мой малыш? — поинтересовалась она с широкой улыбкой.
Она не имела в виду Кита.
— Рохи меняет ему подгузник. — Кит указал подбородком на дальнюю комнату. — Выйдет через минуту.
— Рокия! — крикнула Гизелла. — Бабушка спешит на помощь.
Рохи терпеть не могла, когда кто-то не из ее кровной семьи называет ее полным именем. С того дня, как его мать это обнаружила, она не называла невестку иначе. Кит понимал, что она делает это в знак любви и принятия. Но он понимал и то, что это демонстрация власти. Очевидное противоречие его не смущало, в отличие от Рохи, но он с этим вырос. Дисфункции и идиосинкразии детства стали самоочевидными нормами взрослой жизни.
Кит слушал голоса Гизеллы и Рохи и лепет Бакари. Он не мог разобрать слов, но понимал интонации. Властность матери, компенсирующая ее неуверенность в себе. Вежливая доброта Рохи, скрывающая ее раздражение. И гуление ребенка, еще слишком непривычное, чтобы означать для Кита что-то, кроме его собственной радости и усталости.
Через минуту все трое появились в комнате — его мать, жена и сын. Гизелла уже держала Бакари на бедре. Улыбка Рохи была натянутая, но терпеливая.
— Бабуля здесь, — сказала Гизелла. — Я все контролирую. Вы, голубки, идите и наслаждайтесь своим свиданием, пока я играю со своим идеальным мальчиком.
— Мы вернемся после ужина, — сказал Кит.
— Не торопитесь, — отмахнулась Гизелла. Рохи едва заметно закатила глаза. Кит поклонился матери, поцеловал смущенного сына в макушку, где еще не зарос родничок, и они с Рохи вышли в общий коридор и закрыли за собой дверь. Напоследок они услышали плач Бакари, сообразившего, что родители уходят.
— Свидание? — спросила Рохи, когда они направились в сторону транспортного узла.
— Так проще, чем «Нам с Рохи нужно поговорить», — ответил Кит. — Она бы полчаса втолковывала, что разводиться плохо. А так — никаких нравоучений.
Он надеялся, что Рохи рассмеется, но ее кивок был резким, коротким и деловым. Она не взяла его за руку и не отвела взгляда от дорожки. В общем коридоре было светло, растения шевелили широкими листьями под дуновением ветерка от воздухоочистителей. Кит и Рохи устроились в «Атерпол» на Марсе, понимая, что это второй в системе Сол центр исследований после Земли и более благоприятное место для беременности, чем любая из более отдаленных станций, за исключением, пожалуй, Ганимеда. Гизелла была в восторге, и Рохи тоже, поначалу.
Они пришли в свою любимую лапшичную. На небольшом помосте сидел прыщавый молодой человек с домброй, наигрывая тихую мелодию. Посетители за столиками его игнорировали. Кит сел напротив Рохи, и они тоже не обращали внимания на музыку.
— Хочешь сначала заказать? — спросил Кит, старательно сохраняя нейтральный тон.
— Да, — ответила Рохи.
На то, чтобы ввести заказ в систему и получить подтверждение, потребовалось не больше пары секунд. Следующие три минуты они сидели молча, пока старый Джандол не принес миски — яичный ролл с лимонной травой для него, ком-чьен-ка для нее. То, что жена заказала именно это блюдо, кое-что значило для Кита. Джандол кивнул им обоим, не заметив напряжения или игнорируя его, и вернулся в кухню. Рохи склонилась над миской.
— Ну, — сказал Кит, — выкладывай, что у тебя на уме.
— Выслушай меня, ладно?
Он кивнул.
— Думаю, нам нужно отложить заключение контракта еще раз.
— Рохи...
— Нет, дослушай. — Она подождала, пока не убедилась, что Кит промолчит. — Я знаю, что на Марсе только треть g, но она постоянная. Постоянная гравитация очень важна в первые несколько месяцев развития. Его внутреннее ухо все еще формируется. Начинается рост костей. В течение следующего года ему предстоит пройти через множество фундаментальных изменений, а на борту даже самого быстрого корабля нам все равно придется несколько месяцев жить в невесомости. Я не хочу, чтобы он вырос с каким-нибудь синдромом низкой гравитации. Не хочу начинать жизнь малыша с изменения его тела, которое уменьшит его возможности в будущем. Нет, если только не буду вынуждена.