Джим открыл канал.
Женский голос говорил бесстрастно и резко, а бюрократические обороты походили на лаконийскую армейскую лексику.
«...как агрессивные действия или угроза таковых. Повторяю. «Черный коршун» зарегистрированному грузовому судну «Свежий урожай». В соответствии с распоряжением лаконийских сил безопасности, вам приказано отключить двигатель и подготовиться к инспектированию на борту. Отказ подчиниться рассматривается как агрессивные действия или угроза таковых. Повторяю...»
Джим пролистал тактическую карту. «Свежий урожай», примерно в тридцати градусах левее «Роси», шел на тяге к огромному злому солнцу. Если они и получили сообщение, то явно еще не выполнили приказ.
— Это один из наших? — спросил Джим.
— Нет, — отозвалась Наоми. — Корабль зарегистрирован как собственность Дэвида Калрасси с Бара-Гаона. Мне ничего о нем не известно.
Учитывая световую задержку, «Свежий урожай» должен был получить приказ «Черного коршуна» минут за десять до «Росинанта». Джим представлял панику того экипажа, поскольку и сам боялся получить подобное сообщение. Посмотрим, что будет дальше, но «Росинант» пока не под прицелом. Хотелось бы чувствовать более глубокое облегчение.
Джим отстегнулся от кресла-амортизатора и развернулся. Пружины скрипнули, смещаясь под его весом.
— Я на минутку спущусь в камбуз, — сказал он.
— И мне прихвати кофе, — попросил Алекс.
— Нет, только не кофе. Пожалуй, возьму ромашковый чай или теплое молоко. Чего-нибудь успокаивающее и смягчающее.
— Звучит неплохо, — одобрил Алекс. — Когда передумаешь и возьмешь кофе, не забудь еще один, для меня.
Возле лифта Джим прислонился к стене, ожидая, когда сердце сбавит темп. Значит, вот как случаются сердечные приступы? Пульс частит все сильнее и не остановится, пока не лопнет что-то важное. Может, он ошибался, но так казалось. С ним постоянно такое происходило.
Понемногу ему становилось легче. Отпускало. Автодок вырастил ему новые зубы. Не считая унизительной потребности обезболивать десны, как у младенца, процесс шел как надо. А ночные кошмары теперь стали привычными и знакомыми. Они начались еще на Лаконии, когда Джим был пленником Первого консула Дуарте. Джим надеялся, что после освобождения кошмары закончатся, но они становились все хуже. Похороненный заживо — последняя версия. Часто снилось, что кого-то из близких убивают в соседней комнате, а он не успевает найти ключ и спасти. Или что под кожей у него живет паразит и пытается прорваться наружу. Или что опять приходят охранники-лаконийцы, избивают и снова ломают зубы. Как и было в реальности.
Но с другой стороны, старые сны о том, что забыл одеться или не готов к экзаменам, отступили. Как ни странно, оказалось, что в тех снах жизнь была неплоха.
Бывали дни, когда он не мог избавиться от ощущения угрозы. Временами часть его разума попадала в капкан иррациональной и ничем не обоснованной уверенности, что люди, терзавшие его на Лаконии, снова за ним охотятся. Или нападал страх перед тем, что находится за вратами — не такой уж нереальной опасностью. Апокалипсис, уничтоживший создателей протомолекулы и стремящийся к разрушению человечества.
Если так посмотреть, может, он и не был так уж сильно надломлен. Может быть, ситуация в общем настолько плоха, что вся целостность и здравомыслие того человека, которым он был до плена в Лаконии, теперь выглядели бы безумием. Еще Джиму очень хотелось знать — он дрожит или это резонанс движения корабля, результат грязной работы двигателя.
Лифт остановился, он вышел и повернул к кухне. Мягкий и ритмичный стук собачьего хвоста о палубу подсказал, что Тереза с Ондатрой уже там. Еще там был воскресший из мертвых Амос — глаза черные, кожа серая. Он сидел за столом, на лице, как всегда, улыбка. Джим не видел, как на Лаконии Амосу снесли голову выстрелом, но знал, что дроны заново собрали его тело по кускам. Наоми до сих пор сомневалась в том, что некто, называющий себя Амосом, в самом деле тот механик, рядом с которым они провели много лет. Может, это инопланетный механизм, считающий себя Амосом только потому, что сделан из его плоти и мозга. Для себя Джим решил, что даже если он выглядит по-другому, даже если иногда знает что-то чуждое, обрывки иного древнего мира, это тот же Амос. К тому же, у Джима не было лишних сил, чтобы глубже это обдумывать.
И кроме того, Амоса любила собака. Не самый сильный аргумент, но и не самый слабый.
Сидящая у ног Терезы Ондатра с надеждой посмотрела на Джима и опять застучала хвостом по палубе.