— Тьфу ты, сюрреализм какой-то… — Виктор чуть было не перекрестился.
Вместо полотна железной дороги вдоль берега тянулись ряды лотков, над которыми на жердях была развешена сохнущая тарань. По склону возвышенности росли виноградники. Деревянная ямщицкая станция уже существовала, но в зачаточном состоянии. У станицы Аксайской издавна, с древних времен, была удобная переправа через Дон, оттого здесь и почтовую станцию соорудили. Вместо каменного собора виднелась неказистая деревянная часовенка.
Пристань была с деревянными мостками, у которых стояла парочка деревянных барж. Там жизнь буквально кипела. Сновали грузчики. Под навесами вповалку лежали горы тюков, мешков и бочек. За рекой с высоты открывался изумительный вид на Задонье. Перед глазами разворачивалась картина широких полей, простирающихся вдаль на десятки километров. А через эти поля льется и плещет на солнце река Дон. Именно на этой почтовой станции, вдохновленный видом, Пушкин и написал свои строки:
От лотков перпендикулярно вверх проходила главная станичная улица с торговыми купеческими лавками. В жару здесь было довольно пыльно. Молодой человек немного прогулялся, в толпе разной шушеры, сновавшей туда-сюда. Лавки принадлежали по большей части каким-то носатым сынам Востока. Скорее всего нахичеванским армянам, но кто их там разберет. Может быть это просто разношерстный сброд. Тут маститый эксперт-этнограф нужен.
Судя по ассортименту в лавках продавалось все на свете. Сахар и тут же деготь. Заморские апельсины соседствовали с хомутами, изготовленными местными умельцами. Инжир конкурировал с колесной мазью. Продавали и зерно, сало, шерсть, сырые кожи, вьючные седла, войлок, подковы и скобяные изделия. Антураж, конечно, впечатлял…Все дышало стариной, ветхозаветностью и патриархальностью…
Попугав своим странных видом местных торговцев, наш герой невольно привлек нежелательное внимание местного начальства.
К тому же, кроме купцов и бабы, все в платках, но разных возрастов, бродя между лавками неодобрительно посматривали на голый торс Виктора, его драные короткие чуть ниже колен штаны с прорехами, сквозь которые просвечивало обнаженное тело. Еще тот видок.
— У, бесстыжая морда! — шептались одни.
— А волосья-то короткие, еще не отрасли. Может это беглый солдат или каторжник, — подливали масло в огонь другие.
Вот уж настоящие ядовитые драконы в юбках с язычками острыми, как турецкий ятаган!
Так что, мигом нарисовался какой-то мелкий чиновник, приказной, чернильная душонка, прихвативший себе в помощь парочку крепких, но вонючих бородатых ямщиков. Жопа! Русские гражданские чиновники — сущее наказание: таких чванливых скотов и тупиц еще поискать. Эти подонки еще иногда носят медали, раздуваясь от важности, и если ты щедро не задобришь их, то они постараются причинить тебе столько неудобств, сколько в их силах.
— Кто таков будешь? — грозно спросил чиновник.
У него было лицо клерка, с заостренным носом и подбородком, и подозрительный взгляд, словно он пытается вызнать у вас что-то. Мол молись и кайся! Ибо время твое пришло. Будешь мил человек приветствовать теперь крепкий сук с петлей из грубой веревки. Так и хотелось пнуть его ногой по роже! У Виктора был нюх на подлецов, а этот приказной был из числа худших — можно было почувствовать, как этот человек, подобно электрическим волнам, распространяет вокруг себя необузданную ярость.
В этот момент акции Резанцева оказались на самой низшей точке. Парня почти загнали в угол, и когда доберутся до его глотки — только вопрос времени. Пришлось, демонстрируя ледяное спокойствие, смиренно повторить свою легенду. И заодно, смекнув, куда дует ветер и обливаясь потом от жары, снова исполнить «плач Ярославны».
— Достопочтенный сэр! Я английский купец Вильям Гаррисон, родом из Бомбея, что находится в Индии…
К счастью, у незадачливого попаданца было открытое лицо человека, не способного на обман. Услышав, что наш герой якобы британский подданный (в глазах чиновников они как бы были сделаны из динамита, таких лучше не трогать), дубинноголовый приказной, с крысиной мордочкой и шныряющими глазками, заметно расслабился:
— Дык, разберемся, — с напыщенным апломбом заявил он, хотя заметно заикался. — Сегодня уже по вечернему времени присутственные часы уже окончены, но завтра поутру пожалуйте на почтовую станцию. Надо бумаги заполнить. А иначе непорядок получается. Это, должно быть, просто досадное недоразумение.