Когда утреннее солнце осветило землю, наш герой уже был довольно далеко от покинутой станицы Аксайской. Пора становиться на скрытую дневку. Парень чувствовал слабость и усталость. Измучился. Ей-ей, чуть не сдох. Нужна была вода, но от реки он уже довольно далеко отошел, а ручьи все не попадались. Скоро можно было кого-нибудь встретить из оболтусов- прохожих или селян. Так что забравшись в очередной овраг, густо покрытый тенистым кустарником, в надежде наткнуться на родниковый ключ, но ничего там не обнаружив, наш бывший снайпер все же решил дальше не искушать судьбу.
Заприметив у переплетении кустарников лаз, который только бы собаки подошел, наш герой смело полез туда. В чащобе ножом он привычно оборудовал себе лежбище. Ничего на войне еще и не в таких условиях приходилось корячиться. Чай не барин. И в этом есть свои преимущества. Допив воду, прихваченную в трофейном кувшине из Дона, Виктор наскоро перекусил, чем бог послал и улегся спать.
Проснулся молодой человек уже ближе к пяти часам дня. Хотя голова на закатном солнце не болела, значит немного раньше. Как и большинство людей, ведущих своего рода «волчий» образ жизни, Виктор мог уснуть, когда это было нужно, в любой обстановке и в любое время. При этом будильник его внутренних, подсознательных часов тоже никогда его не подводил.
Впрочем, на этот раз он парню не понадобился — он проснуться даже несколько раньше предварительно намеченного им времени. Солнечные лучи, проникающие сквозь чащобу кустов, бросали на землю светлые, дрожащие блики. Легкий ветерок доносил запахи разогретой пыли и степных трав. Все кругом молчало; даже ястреба не кричали.
Так как воды уже не было ни капли, а жара стояла сумасшедшая, то пришлось с ходу прикончить один из апельсинов. Парень и двинулся на северо-восток потому, что надеялся наткнуться на один из притоков реки Дон - Сал. А возможно на один из ручьев или притоков, впадающих в Сал. Но пока глухо. Парень просто умирал с голоду, поскольку за целый день во рту у него не было ни крошки. Теперь же он сытно поужинал и завершил трапезу еще одним апельсином. Удовольствия удовольствиями, но никогда нельзя забывать, что в древности вы каждую секунду ходите по лезвию ножа, и что вокруг только жестокие и кровожадные дикари.
«Слепой — все равно, что мертвый» — так в армии трактуют это дело. Молодой человек, бывший опытным солдатом, аккуратно вылез наружу и внимательно осмотрел окружающую ширь местности. Степь, да степь кругом... То тут, то там высоко в лазури, раскинув крылья, парили орлы, гроза воздушных жителей; кое-где в воздухе описывали медленные круги алчные к добыче ястребы. Воздух был так прозрачен, что глаз охватывал почти безграничное пространство…
Похоже, следов погони, сулящей неприятности, не видать. Но рисковать не стоит. Парень провел ревизию трофеев, пересчитал добытые деньги, их оказалось двадцать рублей с мелочью. В общей сложности, кажется, немало. Доберется до людей – проверит.
Далее последовала зарядка и растяжка, чтобы члены тела пришли в себя после ночевки на природе. Так, уже время к часам восьми приближается, значит можно потихоньку двигать пехом. А увидит кого- в траву нырнуть дело недолгое. Но в это время все стараются уже закончить свое путешествие и добраться до места. Или стать на ночевку, сготовить ужин и так далее. И Виктор, поймав взглядом очередной ориентир к северо-востоку, потихоньку двинулся дальше.
И снова ночь была посвящена марш-броску. Но до Астрахани по прямой таким темпом три недели. А кругами и за месяц не справишься. А столкнётся с кем, ни беда- отбрешется, языками владеет, одет в местное платье, и достаточно грязен, чтобы не выделяться.
Так, ночь за ночью, Виктор в быстром темпе двигался по выжженной солнцем степи, от кургана к кургану. Путь был трудным. Дни стояли очень знойные; но ночи были ясные, тихие, лунные. Хлебные поля сменялись равнинами белого ковыля. Водные места, сменялись на безводные, ровные места превращались в холмистые, а холмистые - в ровные. Протяжно, то тише, то громче, посвистывал пустынный ветер. Тревожно перекликались степные зверьки, таинственно шептались травы. На дневках в лазурном небе звонкоголосо пели птицы.
На третью ночь пути Резанцев вплавь форсировал Сал, берега которого поросли кизилом и бирючиной, толкая вперед вязанку сухого камыша, на которые он примостил свои вещички. Над берегами реки, что заросли густым камышом, с печальными унылыми криками кружили потревоженные болотные птицы. Теперь он двигался на восток вдоль северного берега реки, так как в предыдущие дни сильно страдал от жажды ( в степи редко встречалась вода) и теперь не желал лишаться источника живительной влаги под рукой. Шаг влево, шаг вправо, может дорого стоить.
Повсюду, насколько можно было охватить взглядом, простиралось море чахлой, тускло-коричневой травы, по которой гнал волны резкий порывистый ветер. Бескрайние ландшафты. Однообразие пейзажа нарушали редкие деревья, низкорослые и высохшие, да сверкавшая вдали река, подобно змее извивавшаяся в траве.
На пятый день, резонно полагая, что уже достаточно удалился от Аксайской станицы и уже находится где-то вблизи границы калмыцких кочевий, наш смельчак решил особо не прятаться и передвигаться в дневное время. Пока проблем не возникало. Хотя, оказалось, что царское правительство активно переселяет в Сальские степи крестьян из центральной России, нищавшей и вымиравшей от голода и болезней. Резанцев частенько встречал крестьян как мужского, так и женского пола, в подвязанных кушаком рубахах и драных обмотках. Молчаливые, неподвижные, они пристально глядели на него. Вид у них был чертовски рабский.
Парень упорно старался избегать больших селений, чтобы не выдать себя, но не раз смело заходил в маленькие поселки, состоявшие из десятка-двух хат, зная, что никому из измученной нуждой обитателей в голову не придет бежать докладывать к начальству. Пока у переселенцев хватало своих трудностей. Они не могли приспособиться к здешнему климату и методам ведения хозяйства. Непаханая земля Причерноморья требовала особого отношения к себе, чтобы не допускать сдувающих верхний слой почвы черных бурь и не дать расползаться оврагам (это очень легко бывает в безлесной степи).
Здесь наш герой выдавал себя за обрусевшего немца-путешественника:
— Родом я из Прибалтики, и зовут меня Иоганес Христианович Шелленберг, — степенно рассказывал крестьянам Виктор очередную легенду.
По видимому, этот немец был большой оригинал.
— Брожу я среди народа, записываю народные предания, сказки, песни, тосты, — накручивал парень благодарным слушателям на уши макаронную продукцию "Доширака".
Пока такое прокатывало, крестьяне были довольно простодушными и всему верили. Наш герой тоже поведал сюжет нескольких популярных фильмов и сериалов, чем привел в полный восторг своих слушателей. Так что его часто угощали и денег уходило совсем немного. Разве что, вместо фляги он прикупил небольшой бурдючок, местной калмыцкой работы.
Десятки километров пути каждый день оставались позади. Переход от Европы к Азии каждый час делался все заметнее: леса исчезли, трава густела и являла всю большую силу растительности, показывались неведомые птицы, орлы сидели на кочках у дороги, как будто на страже и гордо смотрели на путешественника. Цивилизация и власть в этих забытых богом краях была представлена лишь редкими почтовыми станциями. Почти всегда это была дрянная одинокая изба, без ограды, как бивуак, где коротал свои дни, словно какой-нибудь Робинзон Крузо, всеми забытый и одичавший здешний смотритель.
Когда власти организовывали подобные станции, то они стремились дороги спрямить, устроить станции через равные промежутки, чтобы было удобно менять усталых лошадей, и исходя из прочих целесообразностей. Железные же дороги у властей вызывали сильные подозрения – вдруг как ими воспользуются революционеры? Получилось же - как обычно. Станции оказывались вне населенных пунктов, почтовые лошади испытывали огромную нужду в корме, так как все приходилось сюда доставлять издалека, а проезжающие лишались всякой помощи.