В ответ прозвучал нестройный и довольно мрачный хор: «Да, мессен», и полководцы во главе с ари Налном направились к двери.
«Проклятый дождь, – подумал Харугот, покосившись на залитое водой окно. – Он навевает дремоту, лишает бодрости. Может быть, послать все в Бездну, и применить силу Тьмы, чтобы разогнать облака?».
Какой бы ты ни был темный маг, иногда хочется увидеть солнце.
Консул почесал подбородок, решительно отогнал искушение и выбрался из кресла. Глянул в зеркало, убедился, что все в порядке, и поправил висевший на поясе меч, столь привычный, что его веса правитель Безариона не замечал.
Вскоре он шагал по коридорам Золотого замка к тронному залу. Там его ждали ученики, предстояла важная церемония, которую он не проводил слишком давно.
– Останьтесь тут, – приказал Харугот Чернокрылым эскорта, когда они дошли до входа в тронный зал, и гвардейцы остановились.
В зал правитель Безариона вступил в одиночестве.
Тут было холодно, гораздо холоднее, чем в кабинете, дождевые струи хлестали по окнам, точно бичи. У левой стены стояли ученики в бурых балахонах, и вместе с ними – растерянные, испуганные мужчины: совсем юнцы и зрелые дядьки, в вышитых бисером флотерах и простых куртках.
Те, кто изъявил желание учиться магии у величайшего чародея Алиона, у Харугота из Лексгольма.
Слишком много учеников погибло в последнее время: и в столкновениях с Оленом Рендаллом, и на поле боя. Мало, не больше полутора дюжин, осталось тех, кто выполнит любой приказ, а при случае сделается инструментом в руках наставника. А ведь война еще не окончена, и понадобятся новые и новые жертвы, чтобы она завершилась так, как нужно для…
Тут консул одернул себя.
– Все ли здесь? – громко спросил он.
– Да, мессен, – ответили ученики, сгибаясь в поклоне, и их движение повторили новички.
Нет Жарата и Махтарна, но придется обойтись без них.
Твердо и уверенно шагая, Харугот прошел к трону и опустился на него. Положил руки на подлокотники, и скомандовал:
– Подойдите.
После небольшой паузы зашаркали по полу ноги, и новички несмело двинулись вперед. Самых застенчивых ученики подтолкнули в спину, и вскоре перед возвышением, на котором стоял трон, образовалась небольшая толпа.
– Слушайте меня, – сказал Харугот, когда тишина стала полной. – Вы пришли сюда по своему желанию. Откликнулись на призыв по собственной воле, никто вас не заставлял и не подкупал. И у вас еще есть шанс отказаться… Уйти, и не понести за это наказания.
Он помолчал, давая словам поглубже внедриться в скованные страхом и волнением рассудки.
– Вы знаете, что меня ненавидят тысячи. И всех, кто служит мне – тоже. – Новая пауза, во время которой кто-то нервно икнул. – И скажу вам честно – не зря. Порой мы вынуждены творить жестокие и кровавые дела, причинять боль другим и себе, и все это ради могучей и сладкой страсти познавать, ради знания, что дает власть…
Они слушали, точно завороженные.
Харугот знал, что сейчас, когда он упомянет обязанности ученика и расскажет об ответственности за непослушание, кто-нибудь обязательно струсит и уйдет. Тем лучше, останутся только те, кто действительно верят в выбранного наставника, в самого себя и ничего не боятся.
Ну или хотя бы те, кто желают такими стать.
– Я не буду вас обманывать и завлекать сладкими речами, – сказал консул в завершение. – Оставшихся ждет много разного, обязательно боль, кровь, пот и неприязнь окружающих. Поэтому тот, кто сомневается, волен уйти, – он указал на двери тронного зала, и те с гулом распахнулись, точно от порыва ветра.
Новички вздрогнули, кое-кто выпучил глаза.
Несколько человек, понурив головы и стараясь не глядеть по сторонам, выбрались из толпы.
– Идите с миром, – Харугот постарался смягчить голос. – Вам нечего бояться, а вот тем, кто остался…
Он подождал, когда один из учеников закроет дверь, и только потом закончил фразу:
– …можно начинать… На колени!
Окрик прокатился по залу и вернулся из углов хихикающим приглушенным эхом. Консул встал, и на его плечи лег плащ из Тьмы, пронизанный искрами, прошитый нитями алмазного света, такими тонкими, что их было почти не видно. Глаза затопил мрак, лицо побелело, в приоткрытом рту сверкнули острые зубы, словно покрытые засохшей кровью…