Марина закатывает глаза на «тёлку», но потом качает головой:
— Без понятия. Просто предположение.
— Поджигать поля скорее в стиле парней, — высказывается Шестая.
— А я помню, как Генри где-то вычитал о девушке из Аргентины, которая подняла придавившую человека машину, — говорю я. — Мы всегда думали, что это могла быть Пятая.
— По мне, так это газетная утка, — не соглашается Шестая.
— Да пофигу, девица или парень, — перебивает Девятый, взмахивая рукой в сторону мониторов. — Испуганный не обязательно значит тупой.
Мысленно соглашаюсь с Девятым. Если предположить, что послание действительно от Пятого, а не какая-то хитроумная ловушка могадорцев, то это явно дрянной способ привлечь наше внимание. Ведь если даже мы заметили сообщение, то могадорцы и подавно.
Мы все столпились в мастерской Сандора. Девятый остановил новости на моменте, когда Лориенский символ показывали с воздуха, и теперь мы решаем, как быть дальше. Я открываю свой Ларец и достаю макрокосм — над столом медленно воспаряет модель солнечной системы Лориен.
— Видимо, его Ларец закрыт, — говорю я. — Иначе бы макрокосм превратился в Земной шар.
Восьмой достаёт из своего Ларца красный переговорный кристалл и подходит ко мне. У Девятого тоже такой есть, с его помощью мы пробовали связаться с Шестой, когда она была в Индии.
— Пятый, ты там? — говорит Восьмой в кристалл. — Если слышишь, то лучше прекрати эти поджоги.
— Мне кажется, он может слышать тебя, только если у него открыт Ларец, — объясняю я. — А тогда бы он уже появился на глобусе.
— Блин! — Восьмой опускает кристалл. — Неужели нельзя было положить нам в Ларцы мобильники?
Тем временем Девятый подключил наш поисковый планшет-локатор к одному из компов Сандора. Стоп-кадр новостей сменяется картой Земли. В Чикаго сразу появляется кучка пульсирующих голубых точек — это мы. Помимо них, южнее, в районе Южной и Северной Каролины мерцает ещё одна, и она крайне быстро движется вглубь страны. Девятый переводит взгляд на меня.
— С тех пор как я проверял его с утра, он намотал не один километр. И кстати, в первый раз он тоже двигался со стороны островов.
Шестая проводит пальцем линию от точки Пятого до места поджога.
— Не лишено смысла. В любом случае, кто бы там ни был, он в бегах.
— Только движется уж больно быстро, — замечает Сара. — Может, летит на самолёте?
Внезапно точка на экране резко сворачивает на север в сторону Теннеси.
— Сомневаюсь, что самолёты так умеют, — произносит Шестая, нахмурив брови.
— Супер-скорость? — высказывает предположение Восьмой.
На наших глазах голубая точка, не замедляясь и не меняя направления, пересекает Нэшвилл.
— Невозможно пересечь город на такой скорости, двигаясь строго по прямой, — говорит Шестая.
— Сукин сын! — рявкает Девятый. — Зуб даю — этот болван умеет летать.
— Придётся подождать, пока он не остановится, — говорю я. — Может, тогда он откроет свой Ларец, и у нас получится отправить сообщение. Будем наблюдать посменно. Нужно добраться до Пятого раньше могов.
Марина вызывается наблюдать первой. Я задерживаюсь в мастерской после ухода остальных. Даже весь этот ажиотаж вокруг Пятого не заставил меня забыть о других наших проблемах, особенно про Эллу с её ночными кошмарами.
— Я поговорил с Эллой, — начинаю я. — В её кошмарах Сетракус Ра интересуется, не вскрыла ли она какое-то письмо. Есть идеи, что бы это могло значить?
Марина отводит взгляд от проносящегося через Оклахому маячка Пятого.
— Может, речь о письме Крэйтона?
— Её Чепана?
— Да, когда мы были в Индии, прямо перед смертью он отдал ей письмо. — Марина нахмуривается. — После всего, что с нами произошло, у меня совсем вылетело из головы.
— Она его еще не читала? — спрашиваю я, испытывая некоторое раздражение. — Мы ведём войну; там может быть что-то важное.
— Возможно, для неё это сложно, Джон, — сдержанно отвечает Марина. — Там ведь последние слова Крэйтона. Прочитать их — все равно, что признать, что он умер и никогда не вернётся.
— Но он и в самом деле умер, — отвечаю я сразу. Слишком поспешно. Замолкнув, вспоминаю смерть Генри. Он был мне как отец, но, что гораздо важнее, в нашей жизни, представлявшей собой непрерывные бега, он был единственным островком постоянства. Для меня Генри олицетворял дом — где бы нас ни мотало, с ним я всегда чувствовал себя в безопасности. Потерять его было подобно концу света. А ведь когда это случилось, я был старше Эллы. Так с чего я взял, что она сможет просто взять и отмахнуться от потери?