Пятый поднимается по ступеням, встает возле Сетракуса Ра и принимает узорчатые ножны, когда Сетракус обнажает свой светящийся широкий меч и потрясает им всем напоказ. Затем Сетракус делает пробный взмах прямо над головой Сэма. В толпе кто-то вскрикивает, но тут же смолкает.
— Сегодня мы скрепим прочный мир между людьми и могадорцами, — продолжает Сетракус. — Мы наконец-то ликвидируем последнюю угрозу нашему славному существованию.
Славному? Не похоже. Людей определенно подавляли не один месяц, это были месяцы могадорской оккупации. Интересно, многие ли присоединятся ко мне, если я попытаюсь броситься на Сетракуса Ра? Вероятно, никто. Но я их не осуждаю и не злюсь, я зол только на себя. Я должен был спасти их, должен был подготовить к тому, что грядет.
Сетракус еще не закончил свою речь:
— В этот исторический день я решил удостоить чести вынести приговор той, кто однажды станет преемницей вашего Возлюбленного Вождя. — И важным жестом Сетракус Ра указывает на Эллу. — Наследница? Твой приговор?
Наследница!? Чушь какая! Элла не могадорка, она одна из нас.
Некогда выяснять, что все это значит. На моих глазах Элла, словно одурманенная, пошатываясь, встает со своего трона и смотрит вниз, на Шестую и Сэма. В ее взгляде — тьма и безразличие. Затем она переводит внимание на толпу, и ее взгляд останавливается четко на мне.
— Казнить их, — повелевает Элла.
— Да будет так, — отвечает Сетракус Ра.
Он низко кланяется, а затем одним плавным движением меча отрубает голову Шестой. Когда её тело падает, в толпе воцаряется мертвая тишина, слышен только крик Сэма. Он падает на тело Шестой, плача и проклиная весь этот мир.
Дикая боль нового шрама обжигает лодыжку. Пятый отрывает Сэма от Шестой и разворачивает под клинок Сетракуса Ра. Я закрываю глаза, не желая видеть, что произойдет дальше, и понимать, как страшно я всех их подвел. Все это не по-настоящему, снова повторяю я себе.
Это все ложь, неправда, наваждение…
Глава 36
Он умер, я знаю. Лодыжка все еще мучительно ноет от нового шрама. Наверное, эта боль будет преследовать меня до конца жизни.
Я должна попытаться!
Падаю на колени в грязь перед телом Восьмого. Удивительно, но рана выглядит не такой уж и страшной. Крови намного меньше, чем было в Нью-Мексико, а ведь Восьмой тогда выкарабкался. Значит, я способна вылечить и это, верно? Вдруг сработает? Должно сработать. Правда, на этот раз клинок прошел прямо сквозь сердце. Я упрямо прижимаю руки к ране и велю Наследию работать. Я делала это прежде — сделаю и сейчас. Я обязана.
Ничего не происходит. Я чувствую внутри холод, но это не холодок моего Наследия.
Если бы я только могла лечь рядом с Восьмым прямо в грязь и отрешиться от происходящего вокруг. Я даже не плачу — кажется, будто все слезы высохли, и внутри осталась одна пустота.
Всего в паре шагов от меня что-то кричит Пятый, но мой разум не в состоянии осмыслить его слова. Клинок, которым он заколол Восьмого, втянулся обратно в нарукавные ножны. Пятый схватился руками за голову, как будто не может поверить в то, что сотворил. Девятый, оцепенев от шока, валяется у подножия дерева. Ну что ему стоило сдержать свой длинный язык и не подстрекать Пятого?! Шестая наконец-то с трудом поднимается на ноги, ее шатает, она пытается разобраться, откуда взялся новый шрам на лодыжке. Моя реальность трещит по швам.
— Это была случайность! — лепечет Пятый. — Я не хотел! Марина, прости! Я не виноват!
— Молчи, — шиплю я.
И тут до меня доносится зловещий гул двигателей могадорского корабля. Тростник вокруг нас начинает бешено колыхаться — серебристое обтекаемое судно идет на снижение. Все это, от начала до конца, было спланированной Пятым ловушкой, так что естественно у него была и поддержка, которая только ждала своей минуты.
Я склоняюсь над Восьмым и нежно целую его в щеку. Мне хочется сказать что-нибудь, например, каким потрясающим он был, насколько лучше он делал эту ужасающую жизнь, на которую нас обрекли.
— Я никогда тебя не забуду, — шепчу я.
Кто-то кладет руку мне на плечо. Я резко оборачиваюсь — это Пятый возвышается надо мной.
— Все должно было быть иначе, — с мольбой говорит он. — Это чудовищная ошибка, клянусь! Но всё, что я говорил — правда!
Он сумасшедший. Сумасшедший, раз посмел прикоснуться ко мне. Не могу поверить, что ему вообще хватило наглости трогать меня после того, что он только что сделал.
— Заткнись, — предупреждаю я.