– Ты еще убедишься, что твоя идея очень плохая, – прорычал Риг. Он привязал лошадей к коновязи и вместе с Фионой вошел внутрь.
Несун отвел их к огромному столу, вокруг которого стояли такие же огромные, но очень шаткие стулья с ножками разной длины. За единственным соседним столом сидели два людоеда, то и дело чокаясь глиняными кружками, из которых доносился резкий, неприятный запах. У каждого из них было множество мешочков и по нескольку кинжалов. Несун, которому пришлось вскарабкаться по ножке стула, чтобы сесть рядом с Фионой, объяснил, что людоеды ведут торг. Правда, он не понял, что именно покупается и продается, поскольку не знали их языка, но зато догадался, что кинжалы используются как аргумент, если покупатель или продавец слишком уж несговорчив. Глаза кобольда сверкали в предвкушении: он надеялся, что людоеды подерутся.
Рикали и Дамон стояли возле маленькой стойки, за которой футов на восемь возвышался одутловатый людоед с пятнистой кожей и копной грязных темно-зеленых волос, В его заостренных ушах висело множество маленьких колец, а в перемычку между ноздрями был вставлен железный гвоздь. Он радушно улыбался клиентам, показывая желтые зубы-пеньки, такие тупые, что казалось, будто они нарочно спилены.
– Это сам Угрюмый Кедар, – шепнул Несун Фионе. С мореходом он не разговаривал принципиально, хотя то и дело бросал на него пристальные хмурые взгляды. – Он целитель, лучший в Блотене и, наверное, на всем Кринне. Продает настои от всех болезней, а еще у него есть травы, которые могут выгнать любой яд. – Кобольд указал на кружки в руках людоедов. – Думаю, нам тоже надо заказать настой. Такой дождь не слишком-то полезен для вас, людей. Может быть, у него найдется что-нибудь подходящее.
Риг в ответ на эту тираду прорычал что-то невразумительное.
– Он будет лечить Дамона и Рики, и они скоро станут как новенькие, – продолжал кобольд. – Может быть, Угрюмый даже придумает, что делать с его чешуйкой…
– Мы знаем все, что касается чешуйки на ноге Дамона, – перебила его соламнийка.
– Но ты же не знаешь, что это, – Несун снова прервался, пристально следя, как Рикали и Дамон заходят за прилавок и исчезают за занавесом, набранным из крупных бусин, который громко зашуршал, когда они проходили через него. – Там Угрюмый лечит особенно тяжелые раны, – заговорил он опять. – Однажды я был там, внутри, вместе с Мэлом. Его тогда сильно порезали во время драки в одной таверне. Правда, людоедам, которые на него напали, лечение уже не могло помочь.
Риг сделал движение, словно собирался встать и последовать за Дамоном, но кобольд нахмурился и покачал головой.
– Давай останемся здесь, – мягко сказала Фиона, опустила руку под столешницу и положила ладонь на колено морехода. – Но будем настороже, хорошо?
– Мне не нравится это место, – откликнулся он. – Я здесь только ради тебя. – Взгляд Рига перебегал от входной двери к сидящим за столом людоедам, дальше, к занавесу из бус, и обратно, на лице было написано крайнее напряжение. – Мне вообще ничего здесь не нравится.
Позади занавеса оказалась комната, в которой стояло несколько столов, испятнанных засохшей кровью и еще какими-то непонятными жидкостями. Дамон выбрал более-менее чистый стол, взгромоздился на него и стащил рубаху – вся правая сторона его груди представляла собой сплошной фиолетово-черный кровоподтек.
Угрюмый Кедар молча разглядывал ушиб Дамона, а тот в свою очередь смог рассмотреть людоеда. Он был очень стар, бледное лицо испещряли морщины, кожа на щеках и руках обвисла так, что целитель стал похож на бульдога, вены на лбу вздувались толстыми темными канатами. Только руки Кедара выглядели гладкими, молодыми и сильно контрастировали с остальным телом, ногти были аккуратно подстрижены и старательно вычищены. На большом пальце правой руки тускло сияло простое стальное кольцо с какой-то надписью, которую Дамон не смог разобрать. От людоеда исходил странный запах, немного напоминающий тот, что царил в госпитале Железного Шипа, но не был таким сильным и острым. Грозный Волк не понял, что это так пахнет.
Полуэльфийка постоянно пыталась что-нибудь сказать Дамону и Угрюмому, но оба не обращали на нее никакого внимания. Тогда девушка залезла на соседний стол и принялась наблюдать, как людоед укладывает Грозного Волка на спину и ощупывает его ребра.
Угрюмый осмотрел ушиб Дамона со всех сторон, что-то бормотал себе под нос на языке людоедов и заинтересовался чешуйкой, которую не могли прикрыть изодранные штаны Грозного Волка. Людоед с любопытством коснулся ее и ощупал все грани, затем провел толстым ногтем по серебристой линии, делящей чешуйку надвое. Дамон торопливо сел и покачал головой.
– Не надо. Ты ничего не сможешь поделать с этим, – попытался он объяснить на ломаном людоедском. Но целитель не придал его словам никакого значения. Дамон попытался объяснить еще раз, и тогда людоед, сильно надавив ладонью на плечо Грозного Волка, приказал ему снова лечь и приложил палец к губам, показывая, чтобы тот молчал.
Уложив беспокойного пациента. Угрюмый вытащил из ножен тонкий кинжал. Когда Дамон понял, что целитель собирается срезать разодранную штанину, чтоб не мешала осмотру, он задрожал и скатился со стола. Быстро раздевшись. Грозный Волк сложил в сторонке свои лохмотья, заплечный мешок и меч и снова попробовал разъяснить ситуацию с чешуйкой, но снова был уложен на стол – на этот раз движения Угрюмого были несколько резче.
Грозный Волк был не первым и не десятым пациентом целителя, поэтому тот отлично знал, что не все ведут себя покладисто, и бесцеремонно продолжал осмотр. Грозный Волк чувствовал себя абсолютно беззащитным перед людоедом, когда тот ощупывал его, не забывая кидать странные взгляды на гномский алмаз, свисающий с шеи Дамона. Осмотр занял не меньше получаса. Наконец Угрюмый довольно прищелкнул языком, сунул руку в один из многочисленных карманов и вытащил кусок какого-то корня. Выдавив из него сок на грудь Грозного Волка, он принялся втирать жидкость в кровоподтек.
Прищелкивание продолжалось и стало похожим на какой-то мотив, длинные узловатые пальцы целителя порхали над ушибами и ссадинами Дамона, постоянно возвращаясь к чешуйке. То, что делал Угрюмый, напомнило Грозному Волку манеру лечения Джаспера Огненного Горна, который спасал его намного чаще, чем Дамону того хотелось бы. Правда, Джаспер во время исцеления был намного внимательнее и аккуратнее, людоед же, несмотря на скупые и точные движения, иногда нажимал слишком резко, причиняя боль.
Дамону очень не хватало Мэлдреда, чтобы объясняться с людоедом, но тот все равно не должен был появиться в ближайшее время, так что не о чем было и жалеть. Постепенно Грозный Волк почувствовал, как от рук Угрюмого начинает исходить приятное тепло, проникающее в каждый дюйм его плоти. Это совсем не напомнило ощущения, предшествующие болезненному жару, вызываемому чешуйкой, Дамон ощутил, что успокаивается и расслабляется, как было всегда, когда его лечил Джаспер. В этот момент людоед перестал прищелкивать языком, чтобы поприветствовать вошедшего Мэлдреда, который в совершенстве знал язык людоедов. Грозный Волк тем временем начал потихоньку засыпать, как вдруг его ногу обожгла резкая боль – целитель попытался снять драконью чешуйку с его бедра.
– Нет! – закричал Дамон и, резко выбросив тело вперед, отпихнул руки людоеда от своей ноги. – Не трогай это!
Угрюмый попытался опять уложить его, но Грозный Волк воспротивился. Он попробовал снова объяснить целителю, что чешуйку трогать нельзя, на этот раз произнося слова с более четкими интонациями в надежде, что если Угрюмый и не поймет его, то, по крайней мере, догадается, о чем ему говорят. Однако людоед покачал головой и что-то прорычал, указывая на чешуйку и сопровождая свои слова выразительными жестами. Он явно настаивал на том, чтобы вырезать пластинку драконьей брони из бедра пациента.
«Попробуешь избавиться от нее – и умрешь!» – прозвучали в сознании Дамона слова, и чешуйка раскалилась, посылая волны чудовищной боли в тело Грозного Волка. На этот раз не было никакого предупреждения в виде тепла и легкого покалывания, как это случалось обычно, – боль ударила, словно кузнечный молот, пригвоздив Дамона к столу и продолжая с каждым ударом вбивать его все глубже. Мышцы Грозного Волка свело судорогой, тело сотрясала дрожь, зубы были стиснуты настолько сильно, что едва не крошились, а кулаки сжались так, что ногти глубоко впились в ладони. Он выгибался и мотал головой, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха и при этом не закричать. С губ Дамона сорвался стон, и голова сильно ударилась о стол.