Совершенно естественно: тринадцать членов Политического Секретариата обладали неограниченной властью. Они определяли судьбу огромной Империи, отправляли неисчислимое количество людей в ссылки, в тюрьмы и на смерть, вмешивались в жизнь миллионов, создавали, словно по мановению волшебной палочки, промышленность, переселяли семьи и народы, возводили огромные города, ставили под ружье несметные армии, решали вопросы войны и мира, но, когда их чувство самосохранения принуждало их подстерегать друг друга, их действиями руководствовали скорее взаимные симпатии и антипатии, чем политические конфликты или экономические обстоятельства. Власть и вместе с тем боязнь друг друга были настолько велики, что они не могли заниматься чистой политикой. Здравый смысл при этом отсутствовал.
Следующими вошли два маршала, министр обороны H и Государственный президент K, оба опухшие, оба бледные, оба чопорные, оба обвешаны орденами, оба старые и потеющие, оба воняющие табаком, водкой и одеколоном «Данхилл», два туго набитых жиром, мясом, мочой и страхом мешка. Они одновременно сели рядом, ни с кем не поздоровавшись. H и K постоянно появлялись вдвоем. A, намекая на любимый напиток обоих, называл их Джингисханами. Маршал K, Государственный президент и герой гражданской войны, тихо дремал; маршал H, ничего не понимающий в военном деле, который лишь благодаря своей партийно-политической дисциплинированности выбился в маршалы (причем представил своих предшественников, одного за другим, хорошо к нему относящемуся A как изменников родины), вновь вскочил, выпучив при этом глаза, и закричал: «Смерть врагам Партии!» — тем самым дал понять, что и ему было известно об аресте O. Но никто не обратил на него внимание. Все уже привыкли к тому, что его устами говорил страх. На каждой встрече Политического Секретариата ему казалось, что именно сейчас наступит его падение, он терялся в догадках, бешено нападая при этом на кого-нибудь, все равно на кого.
N неотрывно смотрел на министра обороны H, на лбу которого блестели капельки пота, и чувствовал, что и его лоб становится влажным. Он думал о бордо[1], которое собирался подарить F, но пока не мог, потому что еще не достал его. Все началось с того, что N узнал, что партийный секретарь D любитель бордо, а N, будучи три недели назад по случаю международной встречи министров связи в Париже, организовал несколько поставок вина. Взамен N отправил парижскому коллеге местную водку. Конечно, N был не единственным, кто снабжал D бордо. Это делал даже министр иностранных дел B. А благодаря своей услужливости N также получил в подарок от B бутылку этого вина, так как N, чтобы не выглядеть расчетливым подхалимом, выдал себя тоже за любителя бордо, хотя на самом деле к вину он был равнодушен. Но когда N обнаружил, что великий национальный потребитель водки F, владыка тяжелой промышленности, которого A окрестил Чистильщиком обуви, по совету врачей (он был диабетиком) втайне потреблял лишь бордо, он долго колебался, стоит ли и F подарить бутылку, потому что тем самым он должен был признаться, что знает о болезни F. Наконец он решил, что об этом должны знать и другие члены Секретариата. Эту информацию он получил от шефа тайной полиции C, и казалось невероятным, что он не сообщил ее и другим. Исходя из этого он все же решил передать F ящик «Лафитт 45»[2]. Министр тяжелой промышленности незамедлительно ответил. О подарках Чистильщика обуви ходила дурная слава. N имел неосторожность открыть сверток за семейным столом. В нем находилась кинопленка, которую N, не имея ни малейшего понятия о ее содержании и введенный в заблуждение надписью «Сцены французской революции», по просьбе своей жены и четверых детей решил просмотреть в домашнем кинозале. Это оказался порнографический фильм. Как позднее узнал N, такие подарки по случаю получали и другие члены Политического Секретариата. При этом было известно, что сам F порнографией не интересовался. Он ее раздаривал, чтобы иметь в руках средство нажима, и делал это так, словно тот, кому он ее дарил, эту самую порнографию любит. «Ну, как вам понравилось это маленькое свинство? — обратился он на следующий день к N. — Это конечно не в моем вкусе, но я знаю, что вам такие вещи нравятся». N не осмелился противоречить. В знак благодарности он послал Чистильщику обуви ящик «Шато Папе Клемент 34». Так у ведущего трезвый образ жизни и сексуально воздержанного N накапливался порнографический материал, а он считал себя обязанным дарить бордо и дальше, хотя, его поставляли из Парижа лишь раз в полгода, бутылки же, подаренные ему B, отдавать F он не осмеливался. Хотя министр иностранных дел и министр тяжелой промышленности были врагами, расстановка сил могла измениться. Официальные враги зачастую в силу неожиданно возникших общих интересов становились лучшими друзьями. N был вынужден сделать своим доверенным лицом министра внешней торговли E. Выяснилось, что и тот одаривал бордо Кабана и Чистильщика обуви. E даже помогал N, используя свои внешнеторговые связи, правда, не всегда. N предполагал, что и остальные делали подарки D и F и получали от F компрометирующий материал.