1
Я всегда думал, что плохим людям чужды такие чувства как нежность, любовь, прощение. Ну не то чтобы думал, я знал наверняка, более того, речь ведь обо мне. А я тот ещё сукин сын. Пожалуй, моим подвигам может позавидовать сам дьявол. За мое недолгое существование на земле я многое успел натворить: уничтожал города, сжигал деревни дотла, и при этом спал спокойно. Да, да, именно, и ни разу не чувствовал ни жалости, ни сочувствия, ничего. Приказы не обсуждаются. И я не плохо устроился, будучи генералом и, по совместительству, правой рукой самого, мать его, правителя империи. Право, сам не пойму, почему я сейчас нахожусь в эпицентре войны, а не на своём острове, хотя и кому я вру? Война — это все, что у меня есть, ведь ничего другого я не умею. Да и не хочу. И вот сегодня, как всегда находясь в своём кабинете, с полным безразличием и даже с неким раздражением жду ежемесячный доклад по разоблачению вражеских агентов, и встреча обещает быть-таки интересной, ведь сегодня с докладам ко мне явиться сама Катрина Рей. Та ещё стерва, безжалостна и беспощадна, в общем, женская версия меня. Стук в дверь выводит меня из размышлений:
— Да войдите уже, — дверь тихо открывается и в комнату не спеша входит она.
2
Дождь, сегодня с утра идёт дождь. Чувствую, как беспокойство во мне растёт волнами по мере приближения той самой «точки не возврата». Поверить не могу, что это всё происходит наяву и вовсе не сон. А ведь все так хорошо начиналось. Ещё месяц назад я была готова горы свернуть ради своей миссии, любой ценой добыть информацию о самых главных операциях генерала и изменить исход войны в пользу повстанцев, то есть небольшой горстки людей, которым не безразлична судьба народа. Но всё изменилось, когда, проснувшись, я получила приказ в письменной форме — мне предстоит допрос моих же информаторов, но ужаснее то, что мне нужно их ликвидировать, ведь нельзя допустить любую утечку. Они знали, на что шли, я знала, на что иду, только вот от этого не легче.
Выходя из душа, допиваю свой чай и начинаю свою каждодневную маскировку. Сложнее всего с волосами — они длинные, и потому вожусь подольше, не дай бог, из-под белокурых прядей парика выглянут мои чернильно чёрные, конечно, легче было бы перекрасить, но я хотела оставить что-то своё. Потом наношу мейкап, а за тем пудру, просто я смуглее, и приходится делать из себя Белоснежку. Наконец, вставив линзы с зелёным оттенком, крашу губы в ярко красный, и вот она — чужая я. Как же не люблю эту чертовку в зеркале. Натягиваю серый костюм, который состоит из юбки по колени, белой блузки и пиджака и, обуваясь в высоченные каблуки, выхожу.
Двумя часами позже подъезжаю к зданию военного командования, как всегда с ничего не выражающим лицом. Хотя на самом деле я в ужасе — ведь только что сама собственноручно дала своим хорошо знакомым яд. Как я пронесла его на допрос? Да просто — в своём кольце. Результат: фатальный исход.
Стою перед дверью в кабинет к генералу. «Как же я ненавижу тебя, мразь!» — крутится в мыслях. Стучу в дверь и, получив приглашение, шагаю в комнату. Оказавшись внутри, замираю под пристальным взглядом излучающих лёд серых глаз. Сердце пропускает удар, да что там удар, пожалуй дюжину ударов. Пытаюсь вспомнить, как дышать. Надо ж, мать твою… Неужели, описывая столь красочно его смертоносные качества, нельзя было намекнуть о невероятной красоте? Волевой подбородок, прямой нос, длинные ровные линии бровей, несильно пухлые губы. И, наконец, глаза: большие, серые глаза, обрамлённые густыми светлыми ресницами. И вот, опомнившись и вновь приобретая дар, речи произношу:
— Полагаю, вы меня ждали, — получается хрипло, откашливаюсь и продолжаю, — отчёты, что вы просили, — и снова тишина, протягиваю папку. Чёрт, он меня пугает, не сводит с меня глаз, как пантера перед прыжком. И всё ж после минутного молчания берёт злополучную папку. Кивком указывает мне сесть на один из кожаных стульев напротив его огромного письменного стола. Молча подчиняюсь. Пока он небрежно перелистывает содержимое папки, я из-под ресниц наблюдаю за ним. Невольно замечаю за собой восхищение, безусловно, я могу его ненавидеть, но видит Бог, никогда ещё в жизни я не видела такого идеального сочетания лица и тела, хотя всю жизнь провела среди мужчин, растили меня отец с братьями, потом была армия, и, наконец, фронт. Много мужчин, красивых мужчин, но ни один не был похож на Генерала. Высокий, широкие плечи, видно, что под военной формой у него гора мышц, светлые волосы пострижены коротко. «Так» — говорю себе, — «соберись с мыслями. Он — враг. Запомни.» Но сказать легче, чем сделать.