Начинался ответ со слов «Мой милый Марк», что уже являлось большим шагом вперед по сравнению со стандартным «Дорогой Марк».
В конверте с двадцатью пятью страницами убористого текста лежала и фотография. На ней в напряженной позе стояла девушка в нарядном платье с застывшей, нервной улыбкой на лице; в объектив фотоаппарата она уставилась так, словно на нее смотрел ствол заряженной пушки. Фотография получилась не совсем резкой, но Марк сразу вспомнил, как она выглядит, и у него отлегло от сердца.
Фигурка слегка полновата, миловидное личико, широкий рот, достаточно широко поставленные умные глазки; во всем ее виде ощущалось что-то слегка настороженное и вместе с тем задорное; он уже знал, что она довольно образованна, хорошо начитанна и что ей отчаянно хочется понравиться ему.
На обратной стороне фотографии она удостоила Марка еще большего поощрения:
Дорогому Марку
с большой любовью,
Марион
Под именем стояли три аккуратных крестика. В самом письме она бурно восхищалась его успехом в деле продажи «кадиллака», а его намерение стать писателем и вовсе вызвало в ней благоговейный трепет. Она с восторгом выразила желание помочь Марку в его исследованиях, только он должен написать, какого рода информация ему нужна. У нее есть доступ ко всем правительственным и муниципальным архивам («и на этот раз никакой платы за работу я с тебя не спрошу!»), а ее старшая сестра работает в издательском отделе «Ледибургского прожектора»; кроме того, в муниципалитете есть прекрасная библиотека, где Марион хорошо знают и где она обожает читать. Пусть только Марк позволит ей помочь ему.
И еще. Нет ли и у него своей фотографии, она бы очень хотела получить ее на память.
Марк надел новый костюм, ухарски надвинул на один глаз соломенную шляпу и отправился в фотоателье, расположившееся прямо на берегу на открытом воздухе, где и сфотографировался, изобразив на лице бесшабашную улыбочку.
Мой милый Марк!
Какой ты красивый! Я показывала твою фотографию всем моим подругам, и они очень мне завидуют.
Она уже отыскала кое-какие сведения, о которых он просил, но это не все, остальное найдет потом.
В книжном магазине Адамса на Смит-стрит Марк купил толстую тетрадь в кожаном переплете, три огромных листа картона и крупномасштабную карту Наталя и Зулуленда. Картон и карту он закрепил на стенках, чтобы разглядывать, не вставая с постели.
На одном листе картона он нарисовал фамильные древа Кортни, Паев и Петерсенов – все три фамилии, судя по документам, которые он видел в Комиссии по земельным наделам Ледибурга, имели отношение к покупке Андерсленда.
На другом листе выстроил пирамиду компаний и земельных угодий, принадлежащих Ледибургскому сельскохозяйственному банку. А на третьем сделал то же самое относительно компаний и землевладений, входящих в головное предприятие генерала Шона Кортни – Натальскую деревообрабатывающую и земельную компанию с ограниченной ответственностью «Наталь тимбер энд эстейтс лимитед».
На карте он тщательно заштриховал фактические земельные владения обеих групп: красным цветом – владения генерала Кортни и синим – те, что контролировал его сын, Дирк Кортни, эсквайр.
Это придало ему новую решимость упорно продолжать поиски, особенно когда он тщательно заштриховал синим цветом длинный контур Андерсленда с его извилистой границей, бегущей по южному берегу реки. Он отер с пальцев цветной мелок, и губы его скривились от горечи и гнева: это ли не подтверждение его убежденности, что его дед ни за что не расстался бы со своей землей? Чтобы кто-то смог завладеть этими угодьями, пришлось бы сначала убить старика.
Злость продолжала кипеть в груди, когда он заполнял и другую часть карты или лежал по вечерам на кровати, выкуривая сигарету перед сном и разглядывая синие и красные пятна владений семейства Кортни. Он мрачно улыбался: интересно, что сказал бы Фергюс Макдональд, увидев, какое богатство сосредоточено в руках отца и сына? Потом принимался записывать в тетрадку новые сведения, которые сумел собрать за день.
Затем Марк выключал свет и долго еще лежал без сна, а когда засыпал, ему снился Чакас-Гейт, громадные утесы, нависающие над рекой, а дальше бескрайняя дикая местность, где прячется одинокая могила. Могила никак не обозначенная, а теперь небось заросшая буйной африканской растительностью, а то и давно разрытая гиенами и прочим зверьем, которое питается падалью.
Однажды вечером, когда Марк сидел на привычном месте в библиотеке, изучая печатные материалы, он впервые принялся листать недавние номера «Ледибургского прожектора», вышедшие где-то через неделю после его побега из Ледибурга, и в одной из внутренних колонок чуть не пропустил несколько любопытных строк.