Я все равно это уже знал.
— Он никак не мог примириться со смертью сестры и в конечном итоге начал терять связь с реальностью. Пробыл в больнице много лет. Зимой в выпускном классе я, как обычно, пошла проведать его. Но он психанул, схватил ножницы и порезал меня, — она провела большим пальцем по длинному косому шраму на внутренней стороне запястья.
Я замер.
— Почему?
Я не видел у неё на руках никаких бинтов или пластырей. Но ведь тогда была зима - рану можно было спрятать под длинными рукавами.
Она пожала плечами:
— Кто знает?
Я выпрямился, подтянув её ещё ближе к себе.
— Так почему тебя называют инициалами твоей сестры?
— Ну, именно так мы и поняли, что у отца что-то не в порядке с головой, — кивнула она. — Он начал называть меня Эмили, думая, что я - это моя сестра. Сначала мы пытались поправлять его, но от этого становилось только хуже. Поэтому мать начала называть меня Эмили в его присутствии, чтобы избежать этих припадков.
Черт возьми, четырехлетней малышке пришлось через все это пройти. Она, наверное, была так растеряна.
— В конце концов, — продолжала она. — Все привыкли меня так называть. Когда отцу было лучше, он ненадолго приезжал домой, и мы продолжали эту игру дома. Вот и вошло в привычку.
Я сжал зубы.
Девочка по имени Эмили Картер умерла, а женщине, сидевшей у меня на коленях, приходилось жить в этой лжи. Я был взбешён. Она могла бы стать другой. Могла бы полюбить себя и не делать того, чего требовали от неё бойфренд и родители. Но нет, Эмили была боязливой, робкой и неуверенной в себе. Во всяком случае, до недавних пор.
— Какое же твоё настоящее имя?
Она улыбнулась.
— Ты будешь смеяться.
— Я не буду над тобой смеяться, — заверил её я. — Больше не буду.
Она закатила глаза, а потом устало вздохнула, съёжилась и смущенно посмотрела на меня.
— Кэтрин. Кэтрин Картер.
Я прильнул к её шее:
— Кэтрин.
Я почувствовал, как она задрожала всем телом, и, запустив пальцы в её волосы, стал покусывать мочку уха, упиваясь запахом.
— Глеб, я не могу, — выдохнула она, положив руки мне на грудь. — Я.. — она запнулась. — Не то чтобы ты был мне неприятен, но это плохая идея. Как бы я ни хотела поддаться искушению, я не могу быть такой девушкой.
— Какой такой?
— Девушкой на одну ночь, — она смотрела на меня.
Я сжал её футболку в кулаках. Так вот, значит, что, по её мнению, мне было нужно?
Мой голос зазвучал жёстче.
— С чего ты взяла, что будешь девушкой на одну ночь?
— Потому что ты брат Кирилла. Потому что ты молод. К чему тебе хотеть большего? — спросила она мягко. — Я не пытаюсь тебя задеть, пойми! Ты мне не безразличен. Мне нравится бывать с тобой… Просто я не готова, — поджав губы, она начала вставать, но я удержал её.
— Не готова к чему? — процедил я.
Меня всерьёз начинали бесить её предположения и то, что она сравнила меня с Кириллом. Всего две минуты назад она страстно обнимала меня руками и ногами.
Эмили вопросительно подняла брови.
— К этому, — засунув руку мне в карман, она вытащила нож. — Он втыкался мне в ногу с тех самых пор, как мы сели. Зачем тебе столько компьютеров? Почему копы все спускают тебе с рук? Чем ты зарабатываешь на жизнь? И почему ты носишь с собой нож, Глеб?
При виде её гнева мною овладел азарт. С каждой минутой она становилась смелее. Я ответил ей с ухмылочкой:
— Потому что это бесшумно.
И едва не рассмеялся над тем, как она изогнула бровь. Она спросила, почему я ношу с собой нож, а я объяснил, почему ношу нож, а не пистолет.
Эмили отвела взгляд, но я заметил, как она раздосадовала. Она поднесла нож к лицу, рассматривая его. Нажала на кнопку, и лезвие выскочило прямо между нами. Не успел я подумать о том, что она делает, Эмили направила лезвие в мою сторону, и я резко отпрянул назад.
— Думаешь, я тебя боюсь? — насмешливо спросила она и поднесла лезвие к моей шее, играя со мной.
Я издал удивленный смешок. Сердце гулко стучало. Что-то новенькое!
Ответив на её победоносную улыбку, я подался вперёд и упёрся в лезвие, почувствовав острый холодный металл на шее.
— Хочешь поиграть? Ты не знаешь, как играть по моим правилам, Кэтрин.
С этими словами я выхватил нож из её дрожащей руки и одним движением разрезал её футболку надвое ровно посередине.
— Глеб! — вскрикнула она. Я бросил нож на пол. — Что ты делаешь?
Обхватив её за талию, я поднялся и поставил её прямо перед окном, которое выходило на задний двор, где было полно народу. Прижав к себе её трепещущее тело, прорычал на ухо:
— Господи, Кэтрин. Ты думаешь, я просто хочу потрахаться? Думаешь, я весь такой скрытый и загадочный, потому что это мой способ затащить женщину в постель? Да? — напирал я. — Нет, детка. Я мог бы трахнуть десять разных девушек сегодня, если бы хотел. Но я не хочу.
Она дрожала и пыталась вывернуться, напуганная тем, что нас могут увидеть с улицы.
— Так чего же ты хочешь? Если не секса на одну ночь?
В глазах у меня жгло, я закрыл их и зарылся губами в её волосы.
— Я хочу запугать тебя, — сознался я. — Хочу ранить тебя, не пролив и капли крови. Хочу сломать тебя, — я притянул её к себе. — А потом трахнуть.
С того самого момента, как я положил на неё глаз, мне хотелось вытащить её из панциря. Хотелось увидеть, как она потеряет контроль, подчинить себе. Я не знал, сколько это может продлиться, но одной ночью все точно не ограничится.
Однако я знал, что это не навсегда.
Её дыхание замедлилось. Застыв, она смотрела в окно. Стоя у неё за спиной, я начал снимать с неё футболку, которую она придерживала на груди.
— Глеб, — жалобно произнесла она, повернув ко мне лицо. — Они нас видят.
Я взял её за подбородок и развернул обратно к окну.
— Не видят. Стекло тонированное, — футболка, разрезанная спереди, сползла по плечам и упала на пол. — Но ты их видишь, Кэтрин, — подчеркнул я, нежно проводя ладонями по её голым рукам. — Они выпивают. Смеются. Болтают ни о чем. Например, о том, что сейчас в топе в твиттере, — я сделал паузу, впившись пальцами в её бёдра, прижал её задницу к своему паху и тихо произнёс ей на ухо: — А я так сильно хочу тебя.
Мой член увеличивался в размерах. Её шелковистая кожа, безупречная попка, руки, скрещённые на груди. Она была такой нежной и застенчивой. Если бы я ничего о ней не знал, то подумал бы, что она девственница.
И она тоже не могла больше терпеть. Опустив руки, она повернула голову и прижалась к моей груди, а я испытал соблазн разрезать и шорты тоже.
Но не стал этого делать. Скользнув по её плоскому животу, я запустил руку ей в трусики и закрыл глаза. Черт, она была вся мокрая. Белье тоже намокло. Как давно она потекла? С тех пор, как мы зашли в эту комнату?
Я погладил её клитор, чувствуя, как она извивается всем телом. Запустив палец в её складочки, помассировал вход во влагалище, а потом снова вернулся к клитору.
— Глеб, — ахнула она, уперев ладони в стекло и тяжело дыша. Она наклонилась вперёд, прижавшись попкой к моему паху, и я стиснул зубы.
Черт.
— Да, вот так, — сказал я и, вытащив руку из её шортиков, засунул сзади и начал потирать её киску вперёд-назад. Мои стоны смешивались с её стонами.
Такая мокрая. И такая гладкая. Она была начисто выбрита. Или, возможно, сделала эпиляцию, потому что она была мягче на ощупь, чем все, к кому я когда-либо прикасался. Нежная как шёлк.
Но если она порвала со своим ушлепком больше двух недель назад, то зачем продолжала делать эпиляцию? Мне совсем не по душе была мысль о том, что она с кем-то встречается.
Изогнувшись, она простонала:
— Да.
И, закрыв глаза, я согнулся и стал целовать её обнаженную спину, касаясь кожи зубами. Одной рукой поглаживал её грудь, другой я ласкал клитор, прихватив его пальцами, и она выгнулась от удовольствия.