— Разрешите одну загадку, Анна Николаевна, — начал я, — и заранее простите глупого петербуржца, который задает вам такие вопросы.
— Хорошо, — улыбнулась она.
— И сердиться не будете?
— Только за то, что интригуете.
Я вдохнул побольше воздуха и спросил:
— Ваш визит ко мне — это в порядке вещей в Лембасово или же, напротив, — верх неприличия и проявление исключительной свободы духа?
— Вот вы о чем!.. — Она нахмурилась, потом засмеялась. — Полагаю, я уже в тех летах, когда мои визиты, даже и к холостому мужчине, не выглядят ни верхом неприличия, ни проявлением исключительной свободы… Скорее, дружеский жест, никак не окрашенный полом.
— Чем? — не понял я.
— Полом… — повторила она и сделала рукой в воздухе округлое движение, как бы рисуя эфемерно-соблазнительную женскую фигуру.
Я, кажется, покраснел, чем доставил ей неизъяснимое удовольствие.
— Когда-то я частенько бывала в этом доме, — заговорила Анна Николаевна. — Разумеется, приходила с моей компаньонкой, Ольгой Сергеевной… Она умерла года два назад. Малозначительная была женщина и, в общем, мне не нравилась. Постоянно вышивала какие-то скучные салфетки и всем их дарила. Кажется, она даже немножко интриговала против отца… Но поскольку она ни на что не была годна, то я держала ее при себе.
— Для чего же?
— Как вы считаете, Трофим Васильевич, что будет с никуда не годной и немолодой женщиной, если она потеряет место компаньонки? — спросила Анна Николаевна.
— Хотите сказать, что она жила у вас из милости? — догадался я.
— Не хочу, но пришлось… Ольга Сергеевна очень любила сладкое, чай, конфеты, поэтому обыкновенно она предавалась своим маленьким радостям, а я беседовала с Кузьмой Кузьмичом. Он был интересный собеседник… пока не начал свататься.
— Ну, я-то не начну!.. — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что, собственно, говорю.
Анна Николаевна засмеялась:
— Ваше простодушие очаровательно. Смущайтесь, вам идет… А я ведь вовсе не к вам пришла. — Она чуть подалась вперед, как будто хотела потрепать меня по щеке. — На самом деле я пришла к Витольду. Вы не сердитесь?
Я вытаращил глаза:
— К Витольду? Вам нужен совет управляющего?
Она покачала головой.
— Управляющего? Нет, зачем же… Я и сама неплохо умею разбираться в наших домашних финансах, включая театр. И потом, Трофим Васильевич, финансы — гораздо более интимная область, нежели любовные сферы. На этот счет ни с кем не советуются, даже с другом.
— Витольд — ваш друг? — Я удивлялся все больше и больше.
Она пожала плечами.
— Почему вас это шокирует? Мы давно знакомы, и дружим тоже давно, только нечасто выпадает случай побеседовать… Для хождений к нам у Витольда нет предлогов, а я в последние годы не имела возможности переступать этот порог из-за домогательств вашего дяди. Теперь, полагаю, все переменится.
— Вы всегда желанная гостья… — пробормотал я, чувствуя в себе нарастание внутреннего идиотизма. — Но почему вы не сказали раньше? Я бы отпускал Витольда. К тому же я вообще не слежу, куда он ходит и чем занимается, — прибавил я. — В этом нет надобности, да и не в моих привычках…
— Знаю, знаю, — мягко остановила она. — Не нужно лишних объяснений, они только все запутывают.
— Вы, наверное, хотите остаться наедине? — сказал я, поднимаясь. — Я его тотчас позову, передам, что вы пришли, а сам уйду.
— Эти разговоры до крайности неловки, — произнесла Анна Николаевна и многозначительно показала пальцем на камеру, видневшуюся в углу комнаты.
Я в очередной раз забыл о камерах наблюдения. Обыкновенно я попросту не обращал на них внимания.
— Ясно, — сказал я и посмотрел в камеру. — Безценный, вы ведь все слышите, ну так идите же сюда и перестаньте строить из себя невидимку.
Витольд явился почти мгновенно, такой же скучный и сухой, как всегда.
Анна Николаевна просияла.
— Глядите, что я привезла!
Витольд глянул на ящик, пожевал губу и спросил:
— Принести для сопоставления имеющиеся у меня образцы?
— Разумеется! — воскликнула Анна Николаевна.
Витольд молча вышел из комнаты.
Я изумленно наблюдал за этой сценой. Анна Николаевна откинула назад голову и расхохоталась совершенно как мужчина, громко, во все горло.
— Я знала, я знала, что это собьет вас с толку! Вы, очевидно, вообразили, будто мы с Витольдом пренебрегли разницей в возрасте и положении и сделались тайными любовниками? Боже, сколько романтического бреда в вашей милой петербургской головушке! Нет, представьте себе только, ничего подобного нет! Мы лишь совместно палеонтологизируем.
— Я бы остался с вами, — признался я, — если это не помешает.
— А, вы тоже заинтересовались? — обрадовалась она.
— Увлечения заразительны, — признался я. — А я, к тому же, всегда завидовал увлеченным людям, поэтому пытаюсь хотя бы издали схватить кусочек чужого счастья.
— Это вы молодец, — похвалила Анна Николаевна.
Дверь в гостиную раскрылась, и явился Мурин с ящиком, прижатым к животу. Ящик был несколько меньше того, что привезла с собой Анна Николаевна, но тоже достаточно велик.
— Ку-куда его? — пропыхтел Мурин.
— Ставьте на пол, — Анна Николаевна показала на коврик.
Мурин присел, опустил ящик, прищемил при этом палец, сказал: «Ч-ч-ч-ч….» и ушел, сунув пострадавший палец за щеку.
Витольд явился следом. Под мышкой он держал несколько растрепанных альбомов и связку перетянутых лентой карандашей.
— Я попросил Планиду подать нам сюда чай, — сообщил он. — От долгих споров и пыли в горле непременно пересохнет.
Анна Николаевна рассмеялась, как будто он сказал нечто забавное. Я услышал в этом смехе нотки истинной, дружеской интимности — не то, что в зазывных горловых смешках Софьи Думенской.
Она уселась по-турецки прямо на полу и сняла с ящиков крышки. Витольд тем временем разложил альбомы. Один, с чистыми листами, протянул ей. Анна Николаевна забрала также карандаши и, щуря левый глаз, быстро набросала изображение какой-то окаменевшей гадины с завитками в области хвоста.
Витольд раскрыл несколько уже изрисованных альбомов, потом вынул из ящиков образцы и разложил их рядом с рисунками. Анна Николаевна передвинулась немного, чтобы иметь возможность лучшего обзора. Она моргнула, потерла лицо, оставив на щеке ярко-зеленую полоску от раскрошившегося карандаша.
— Сколько же неприятностей мне наделал Кузьма Кузьмич! — проговорила Анна Николаевна. — Три года я обходилась без его коллекций, поскольку к коллекциям прилагался отвергнутый жених…
— Это новые образцы — другие, — перебил Витольд. — Вы о них даже не слыхали.
— Другие? — Анна Николаевна удивленно подняла на него глаза. — Что вы имеете в виду?
— Знаете, Анна Николаевна, — признался Витольд, — я уж сам собирался к вам идти с этой штукой, да все времени не выдавалось. Постоянно был занят…
Тут оба они машинально посмотрели в мою сторону, и я понял, что представлял основную помеху на пути их палеонтологического счастья.
Анна Николаевна первая явила милосердие и отвернулась от меня.
— Что за штука? — мягко спросила она Витольда.
— Да вот эта самая штука, — сказал Витольд. — Та, что в ящике. Видите ли, Анна Николаевна… Вы считаете, очевидно, что я располагаю какими-то новыми местными образцами?
— Ну, не томите, Безценный! — воскликнула Анна Николаевна. — Вы же знаете, голубчик, как я люблю и уважаю вас, — прибавила она умильным голосом и мгновение спустя расхохоталась.
— Это с Фольды, — сказал Витольд.
Сделалось тихо. Я вдруг услышал, как в соседней комнате стучат часы.
— Что? — шепнула Анна Николаевна. Она была теперь почему-то ужасно бледна.
— С Фольды, — кивнул Витольд. — Эта штука неземного происхождения.
— С Фольды!.. — повторила Анна Николаевна. — Да вы меня просто убили!
Он ухмыльнулся:
— Рад, сердечно рад.
Я пошевелился и подал голос: