Майя кое-как подобралась к своему другу по несчастью, и похлопала его по щекам.
— Эй, Валёк, очнись.
Парень тихо застонал, медленно приоткрыл глаза и удивлённо спросил:
— Это ты, Майя? Мы ещё живы?
— Живы. Успокойся.
— И чем это нас долбанули? У меня всё тело дрожит и ноет.
— Скорее всего, стреляющими шокерами. — ответила девушка и потёрла спину, куда угодил электрический разряд.
— А куда нас везут?
— Понятия не имею. Но мне кажется, это полицейский фургон. Так что готовься к расспросам, а может быть и к допросам. Документов-то у нас никаких нет.
— Скажем, что нас ограбили в парке традиционалисты. Предложил Валентин.
— Ладно, — кивнула Майя, осторожно поднимаясь на ноги, — Что-нибудь соврём.
Постепенно другие арестанты, попавшие в фургон, тоже стали приходить в себя и переговариваться на своём языке — турецком или арабском. Однако, девушка уже не смотрела на них.
Она выглянула через окошко на улицу, и её внимание привлекли толпы горожан из низших классов, которые стояли на тротуарах, размахивали плакатами и что-то выкрикивали. Людей, среди которых были женщины и подростки, пыталась разогнать полиция в черно-красной униформе.
Стражи порядка, вооруженные пластиковыми щитами и электрошокерами применяли своё оружие без разбора — направо и налево. Демонстранты получали мощные разряды, теряли сознание и падали на асфальт, но их место сразу же занимали другие люди. Толпа отступать не собиралась. Кое-где в полицейских летели булыжники и стеклянные бутылки.
— Что они там кричат? — поинтересовалась Майя у подошедшего к ней Валентина.
Он прислушался к словам протестующих и пригляделся к надписям на плакатах.
— Примерно то же самое, что и традиционалисты в городском саду.
Долой господство ЛГБТ классов и рабство угнетённых! Искореним разврат и содомию! Даёшь равенство, братство и справедливость! Требуем вернуть традиционные моральные устои! Нет однополым бракам, зоофилии и педофилии!..
— Это всё то, о чём говорил наш таксист-гид, — сказала девушка, держась руками за прутья металлической решётки. — Платину человеческого негодования прорвало, и гнев толпы вылился на улицы города. Вот, к чему приводят крайности в политических, расовых и гендерных вопросах. А когда люди переступают черту нравственности и морали, они становятся обречёнными.
— Ты думаешь, это революция эмигрантов-традиционалистов?
— Всё может быть. Но нас это мало касается. Мы здесь чужие, во всех смыслах…
Машина свернула на другую улицу, где было достаточно тихо и малолюдно, проехала ещё несколько сотен метров и остановилась. Вокруг моментально собрались два десятка вооружённых полицейских. Причем все они оказались женщинами с короткой стрижкой. Затем двери фургона распахнулись, и находящихся там парней стали уводить в большое здание с решётками на окнах первого этажа. Майю и Валентина вывели последними, так как они не были похожи на остальных задержанных.
Когда им надели наручники, одна из сотрудниц правоохранительных органов проводила необычную пару внутрь полицейского участка. Но дальше арестантов повели не в камеру предварительного заключения, а в один из кабинетов следственного изолятора, где их уже ждали.
В просторном светлом помещении за широким чёрным столом сидела молодая женщина в форме офицера полиции. У неё были короткие рыжие волосы, зелёные глаза с прищуром и тонкие презрительно поджатые губы.
— Guten Abend, — поздоровалась она низким голосом, и её слова тут же были переведены на русский язык скрытым в столе автопереводчиком. Затем высокомерно добавила: — Я полковник полиции Фрида Брунхель. Особый отдел.
— Почему нас сюда привезли? — настороженно спросила Майя, остановившись посреди кабинета.
— Да, почему нас задержали? — в свою очередь поинтересовался Валентин.
— Присаживайтесь. — Полковник Брунхель лениво шевельнула пальцами в направлении пары металлических стульев. — И положите руки на стол.
— Зачем? — удивилась Майя. — Мы и так в наручниках. И нам до сих пор не предъявили никаких обвинений.
— Делайте, что вам говорят, — непререкаемым тоном сказала полковник. — Мы имеем право задержать вас на три дня без объяснения причин, только за подозрение в преступной деятельности.
Вы подозреваетесь в связях с движением традиционалистов, которые сейчас бунтуют, а завтра могут пойти на штурм правительственных зданий.
— Мы не имеем к вашим традиционалистам никакого отношения, — быстро ответил Валентин, положив руки на гладкую пластиковую столешницу. — Мы случайно встретили их в городском саду, а потом нас подстрелили ваши сотрудники.