— А вы сами откуда так хорошо знаете русский язык? — спросила девушка, устало опустившись на стул в ближайшем углу помещения.
— Так я же и сам почти русский. Точнее русский еврей из Одессы.
Во время гражданской войны на Украине пришлось бежать к родственникам, сначала в Польшу, а потом и сюда в Германию. Получил статус беженца, затем гражданство, да так тут и остался. А потом жена, дети, бизнес… Сами понимаете.
Ага, — кивнул Валентин, — а почему вы не спросили нас о половой принадлежности и сексуальной ориентации, когда мы вошли в бар?
Марк задумчиво хмыкнул.
— А почему вас это интересует? Может вы завербованы полицией нравов?!.
— Вы настоящий Одесский еврей, — рассмеялась Майя. — Отвечаете вопросом на вопрос.
Дело в том, что нас не захотели пускать в ресторан «Розовый фламинго». И всё из-за того. Что он гей, а я гетеросексуальная ненормалка.
У вас тоже такие правила?
— Конечно нет, sehr geehrte Lady.
Мой бар один из немногих, расположенных под кольцевой автотрассой на границе между элитными районами города и его старыми окраинами. Ко мне могут приходить все, кто пожелает, хоть нормалы, хоть ненормалы.
Это нейтральная территория. Она отлично подходит для деловых переговоров между представителями разных классов. Только поэтому меня никто здесь не трогает.
— Значит, нам повезло, что мы нашли ваше заведение.
Можно попросить у вас бокал холодной воды или минералки?
— Два бокала, — поправил девушку Валентин. — И ещё что-нибудь из горячих блюд на ваше усмотрение. Мы проголодались.
— Всё, что угодно, господа. У нас есть фирменное жаркое «От Марка». Пальчики оближите! Будет готово через полчаса. А минералку сейчас принесу. Eine Moment.
Когда хозяин бара ушёл за водой, Майя вопросительно взглянула на своего спутника.
— А у тебя валюта есть, чтоб заказывать здесь еду?
— Ещё бы! Сотня евро и двести долларов.
Я должен был отдать их в кассу клуба «Стрекоза», как единоразовый взнос за приём в гей сообщество. Многовато, конечно, но у них такие правила.
— Тогда живём, — благодушно улыбнулась Майя. — Во всяком случае, пока не кончились деньги.
Вскоре к ним вернулся Марк с двумя бокалами минералки.
— Прошу, господа.
Ещё что-то желаете?
— Нам бы к интернету подключиться, — ответил Валентин. — У вас тут вай-фай имеется?
— Уж сто лет, как не работает. Мы пользуемся только сетью ГКС. Вам ли, молодёжи, этого не знать.
— Хм, честно говоря, не знаем. Лично я такими вещами мало интересуюсь. ГКС — это, наверно, какая-то глобальная сеть?
— Совершенно верно — глобальная коммуникационная сеть. А говорите, что ничего не знаете.
— Просто мы живём в маленьком провинциальном городке, — сказала Майя, напившись воды. — А там с новыми интернет-сетями пока ещё туго. Цивилизация к нам ползёт, как черепаха. А у вас тут и электромобили на каждом углу, и андроиды ВИТОСы и даже ГКС.
— Ничего, в вашем городе всё это тоже скоро появится. Зря что ли Россия развивается семимильными шагами.
— Да, уж, развивается, — скептически хмыкнул Валентин. — Но при этом я чувствую себя там каким-то ущемлённым, неполноценным.
В России к геям, лесби и другим меньшинствам относятся, если не совсем уж враждебно, то уж точно отрицательно.
— Потому что у нас ещё остались традиционные семейные ценности. — ответила Майя. — Хочешь быть геем, будь им у себя дома или в ночном клубе. Но не надо демонстративно показывать всем свою принадлежность к определённому сообществу и ходить голым на парадах в защиту своих прав. В России вас специально никто не притесняет, за исключением каких-нибудь уличных отморозков. И вообще, в семье должны быть мама, папа и рождённые в любви дети. А не родитель один, родитель два и дети типа оно вместо сын и дочь, которые ещё неизвестно кем вырастут.
— Вы правы, — кивнул Марк и, быстро взглянув на других посетителей бара, тихо продолжил: — Если бы вы только знали, как нам тут живётся…
Старые районы города превратились в настоящие гетто, для тех, кто придерживается традиционных взглядов на личную и семейную жизнь. Там остались, в основном, немецкие старики и эмигранты из Турции, ближнего востока, Африки. В своё время они просто заполонили Германию, и сейчас их даже больше, чем коренных бюргеров. Они стараются жить в обычных семьях, сохраняя мусульманские традиции. Но все они практически бесправны, люди второго сорта, которые могут быть только чернорабочими и обслугой. А чтобы выбиться в люди и подняться на какой-то высокий пост, надо перейти в один из ЛГБТ классов и доказать свою принадлежность к нему. То есть вступить в однополый брак.