— Благодарю вас.
— К несчастью, мне также требуется кто-то, на чью сдержанность можно положиться, а это, если не ошибаюсь, качество, репортерам не свойственное.
— Мы же профессиональные сплетники, — сказал я, подбодрившись, так как тему я знал досконально. — Мне платят за несдержанность.
— А если вам заплатят за сдержанность?
— Ну, в таком случае сфинкс в сравнении со мной будет выглядеть болтуном.
Она помахала рукой и задумалась. Какого-нибудь угощения мне предложено не было.
— У меня есть для вас поручение. Сколько вы зарабатываете в настоящее время?
Невежливый вопрос. По журналистским меркам, я оплачивался достаточно, хотя и понимал, что, по меркам леди Рейвенсклифф, сумма эта выглядела жалкой. Болезненный удар по мужской гордости.
— Почему вы хотите узнать это? — спросил я осмотрительно.
— Потому что, не сомневаюсь, мне, чтобы заручиться вашими услугами, надо будет заплатить вам несколько больше получаемого вами сейчас. И я хочу узнать, насколько больше.
Я пробурчал:
— Ну, если вам обязательно знать, то мне платят в год сто двадцать пять фунтов.
— Да, — сказала она мило, — именно столько.
— Прошу прощения?
— Естественно, я узнала это сама. И хотела проверить, назовете ли вы мне точную цифру или преувеличите в надежде получить с меня побольше. Хорошее начало — показать себя честным человеком.
— И очень плохое — для нанимателя.
Она приняла упрек, хотя и без малейших признаков раскаяния.
— Да, правда. Но вы сейчас увидите, почему я так осторожна.
— Я жду.
Она нахмурилась, что не шло ее от природы ровному цвету лица, и на минуту задумалась.
— Ну, — сказала она затем, — я хочу предложить вам работу. Триста пятьдесят фунтов годовых плюс расходы, которые вы можете понести, на срок в семь лет, независимо от того, сколько времени вам потребуется для выполнения задачи. Это поспособствует вам принять мое предложение и соблюдать сдержанность. Если вы ее нарушите, все выплаты сейчас же прекратятся.
Потребовалось несколько секунд, чтобы усвоить все это. Сумма феноменальная. Я легко сумею откладывать сотню в год, таким образом обеспечив себе еще четыре года без тревоги о деньгах. В общей сложности одиннадцать лет благословенной обеспеченности. Что могло ей требоваться за такую сумму? Но каким бы ни оказалось это дело, я твердо решил взяться за него. Если только оно не грозило тюрьмой.
— Возможно, вам известно, что мой муж, лорд Рейвенсклифф умер две недели назад?
Я кивнул.
— Кошмарный несчастный случай. Я все еще не могу поверить… Однако это произошло. И я теперь должна жить вдовой.
«Но не долго, держу пари», — подумал я, пока придавал лицу выражение подобающего сочувствия.
— Прошу, примите мои соболезнования в вашей тяжкой потере, — сказал я благочестиво.
Она выслушала эти избитые слова со всей серьезностью, какую они заслуживали. То есть пропустив их мимо ушей.
— Как вы, без сомнения, знаете, смерть это не просто душевные страдания для понесших утрату. Закон также требует внимания.
— Вмешалась полиция?
Она посмотрела на меня очень странно. И ответила:
— Разумеется, нет. Я имела в виду оглашение завещания, вступление в наследство, выплаты завещанных сумм.
— А, да. Прошу прощения.
После этой маленькой стычки она довольно долго молчала; возможно, спокойное изложение ситуации оказалось для нее более трудным, чем выглядело.
— Мы прожили в браке более двадцати лет, мистер Брэддок. И все это время были так счастливы и довольны, насколько доступно супружеской паре. Надеюсь, вы оцените это по достоинству.
— Разумеется, — ответил я, прикидывая, что бы это значило.
— И потому вы поймете, насколько я была изумлена, когда прочитала его завещание, оставляющее значительное наследство его ребенку.
— Да? — спросил я тактично.
— У нас не было детей.
— А!
— Поэтому я хочу, чтобы вы установили личность этого ребенка, и условия его завещания могли бы…
— Минуточку! — Я торопливо поднял ладонь. Горстка сведений, которые она мне сообщила, уже вызвала столько вопросов, что мне было трудно удерживать их в памяти одновременно.
— Минуточку, — повторил я спокойнее. — Нельзя ли нам разобраться в этом помедленнее? Во-первых, почему вы говорите мне все это? То есть почему мне? Вы же ничего обо мне не знаете.