— Взмах руки, — зарычал Кедорпул. — Хунн Раал был бы в восторге, освоив такой жест.
— А ты готов сравниться с ним в силе разрушения? Так почему бы не выставить вас в одиночном поединке. Наши чемпионы магии, дуэль до смерти?
— Если так, наша роль не будет отличаться от роли армий, верно?
Эндест кивнул. — Но в армиях выше счет тел, больше тревожная цена потерь. Для сражающихся и для тех, что не сражались. Все мы ранены войной. Даже командиры. Те, что настаивали на необходимости, сидя в безопасных крепостях и дворцах. Даже они платят цену, хотя немногие наберутся смелости это признать.
— Ты снова пустился в абстракции, Силанн. Дурная привычка. Сейчас время прагматиков. Даже ты можешь понять. Впрочем, мы зашли не туда. Ты говорил о подсмотренных мистериях.
— Разве что… У меня свои обманы, Кедорпул. Но в них нет коварства. Их сила, насколько могу судить я сам, лежит в поддержании. Защите. Обороне.
— Так ты будешь на битве?
— Да.
— Сможешь защитить нас от Хунна Раала?
— Полагаю, что смогу.
— Тогда в Бездну их! Мы сможем выиграть войну!
— Помни, Кедорпул: если можно подавить магию Раала, то и твою можно.
— Если так, дело снова решат мечи и щиты.
Эндест Силанн кивнул. — Да. Весьма… неудобно. Но вижу на обеих сторонах — независимо от исхода — множество благодарных мужей и жен, массу радостных детишек. Вижу слезы радости и облегчения, такой поток любви, что треснут небеса над нами.
Кедорпул замер, бросив поводья. Закрыл лицо руками и ударился в рыдания.
Эндест Силанн остановил коня и неуклюже спешился. Подошел к старому другу и обнял его. — Пойми, — шепнул он мужчине, оросившему слезами ладони, — я смею верить. Но не вполне уверен. Возможно, я сумею оглушить его один раз, спасти некоторых, но не всех. Умоляю тебя, брат: удали коварство из своей силы. Выжми ее, пока не вытечет последняя капля. Защищай нас. И не более того. Стань стеной против бури. Ненависть легко найдет путь в волшебство. У нас есть причины страшиться нового мира.
Прижавшись лицом к плечу Силанна, Кедорпул порывисто кивнул.
Так они стояли в тусклом свете полудня, а лошади щипали жалкую траву на краю дороги.
Келларас стоял, облаченный для битвы. Вокруг домовые клинки лорда Аномандера готовили снаряжение. Молчаливые мужчины и женщины заполнили арсенал, металл и кожа бормотали в естественном несогласии — к счастью, без слов, но грозно.
Пришла весть. Легион Урусандера всего в полудне пути.
Дом-клинки других знатных фамилий прибывали в Харкенас, занимая временные лагеря на площадях и рынках или внутри высоких стен городских имений.
В юности Келларас повелевал своим страхом — и готовясь на битву, и в самой битве. Он даже находил некий вид радости в простоте сражений. Похоже, иные споры можно разрешить, лишь когда улетают последние слова, когда неуверенность гибнет под ударами клинков. Но говорили, что в битве будет участвовать колдовство, от коего не спасут ни доспехи, ни щиты. Окружавшие его дом-клинки собирались в безмолвии, и тишина была густой от ужаса. «Потому что любой из нас сделался ненужным, бесполезным, как палка против железных мечей. Мы встанем, только чтобы быть сраженными издали? Хунн Раал покончит с честью, хотя начал всю драку во имя добродетели? Может ли один убить всех?»
Домоправитель вошел в помещение. — Сир, лорд Сильхас Руин вернулся в Цитадель.
— Один?
— Кажется, сир.
Келларас поправил перевязь, вспоминая, как в прошлый раз встретил Сильхаса в холле Цитадели. Тогда он надел полный доспех. Ярость военачальника была обжигающей. «Твой наряд шепчет о панике», бросил он. На этот раз, увы, капитан не ожидал укоров. Кажется, прошло так много времени. Тысяча извинений за каждый шаг… все лежит за спиной бесполезными грудами. «Время жует будущее и выплевывает в прошлое. И каждый миг, пойманный вечным и неизменным настоящим, полон бессилия и страха.
Сильхас прибыл один. Историк, ты не решился возвращаться, чтобы видеть всё? Так стой в стороне. Мы будем игроками твоей повести, безымянными, как игральные фишки. О, хотя бы упомяни наши отряды. Раздай вспомогательные роли, позволь прятаться в тенях.