— Отчего же отрекались те мужчины и женщины?
— Ну, думаю, от достоинства.
— Всего лишь?
— Нет. Если душевная близость — благо…
— Да?
Ренарр отвела глаза, делая вид, будто услышала неожиданный звук сбоку. Это помогло спрятать нежданную, неприятную ухмылку. — Слишком хрупкое. Слишком хрупкое благо для нашего мира. — Улыбка не хотела уходить, напоминая о множестве горестей и страданий. Наконец она погасла. Ренарр снова могла повернуть голову, показывая мужчине спокойный профиль.
— Ты смущаешь меня, Ренарр.
— Годы усердного обучения принесли мне нежданный дар. Но и ты с ним знаком. Поглядеть на нас: две хладнокровных сироты. Корни подрыты чужеземными идеями, неожиданными открытиями и ужасными озарениями. Твоя вечная жажда справедливости, сир, лишь кружит у тайны простых истин. Мы всегда думаем, как судить других, не себя. Так добродетель делается оружием, так мы радуемся, видя чужую кровь.
— Соблюдение законов — единственный путь цивилизации.
— А в неизбежных исключениях лежит падение цивилизации. — Она покачала головой. — Мы уже спорили, но я снова говорю тебе: пусть любой закон подчинится внутреннему достоинству. Вот один-единственный закон, сир. Уважение к любому гражданину, любому порабощенному скоту, любой добыче охотника — нельзя отрицать все нужды, но, служа им, нельзя забывать о трагедии тех, что нам служат.
— Народ не настолько просвещен, Ренарр, чтобы думать так.
— Ты осудил, ты исполнился негодования.
— Возможно, слишком многие заслуживают лишь негодования.
Ренарр кивнула. — Да. Слишком много богов и богинь в нашем мире и во всех остальных.
— Я лишь фигура на носу корабля, — сказал Урусандер.
Ей не было нужды отвечать. Слишком все очевидно для долгих разговоров.
— Я боюсь Хунна Раала, — добавил старик.
— Как все мы.
Сагандер ерзал, слезящиеся глаза вновь и вновь искали несуществующую ногу. Он облизывал губы, то и дело отпивая из фляги, которая лежала во внутреннем кармане рясы. Карета трясла седоков, иногда ее перекашивало на скользком покрытии дороги. Стены скрипели, ставни дребезжали, дюжина фонарей дико качалась на крючках. Каждое колебание заставляло старца морщиться.
Опустив веки, верховная жрица следила за самозваным историком Лиосан. Здесь, в священном храме на колесах, она даже так могла прочесть самые его тайные помыслы, лениво копаясь в них. Любая мысль светится злостью и брызжет ядом, затягивается в дикую воронку измены. Измена — вот самое ядро души бедного Сагандера. Виноват лорд Драконус. Виноваты погибшие погран-мечи. Виноват побочный сын Драконуса, Аратан. Но она сумела увидеть удар в голову Аратана, заставивший мальчишку выпасть из седла, ошеломившего его до беспамятства. Видела атаку лошади, видела ломающие кость копыта.
Никто не виновен в потере ноги, никто, кроме самого Сагандера, но он никогда — ни за что — не признает этого. Какое ничтожество. Что за бешеные обвинения эго, слепого к своей лжи. Так тысячи оправданий, слов могут утопить простую истину…Она погрузилась в раздумья, пока карета приближалась к долине Тарн.
Очень скоро громкие слова уступят место громкому лязгу клинков. Она наконец узнает истинный размах колдовских сил Хунна Раала, и тут нельзя не ощутить трепета. Пусть вера ее крепка, пусть доступ к магии неограничен, но Смертный Меч Лиосан таит угрозу. Какая ирония: единственной помехой на пути осуществления всех амбиций Раала остается лорд Вета Урусандер.
«Наш не желающий титулов Отец Свет, ты уже похож на марионетку, ты запутался в ниточках. Но тебя ждет трон, и пока на нем восседает Урусандер, Хунну Раалу не продвинуться выше».
Тайная переписка с Эмрал Ланир показала, что жрица понимает тонкости предстоящей политики. «Сегодня вечером я въеду в Харкенас, в обществе легионеров перейду мосты и заявлю права на Цитадель. Эмрал Ланир встретит меня, и мы обнимемся пред всеми, как старые подруги.
Мать Тьма в Палате Ночи вынуждена будет признать нас. Придется ей показать свой лик и сдаться неизбежности».
— Битва будет славной, — вдруг каркнул Сагандер, заставив вздрогнуть Синтару и задремавшую Шелтату. Дочь Тат Лорат была ранена во время похода, когда чья-то лошадь поскользнулась и раздробила ей кости стопы. Сейчас она сидит напротив Сагандера, забинтованная нога лежит там, где могла бы быть отрезанная нога ученого. Синтара отлично понимала, что это не случайность.
«Злобная девка. Не забыть, отдать ее Эмрал. Пусть сделает храмовой шлюхой. Ее и советчицу Ренарр. Таких женщин можно лишь презирать. Тем не менее, они необходимы как инструменты».