Измена теряет жало, если жертва остается тупо равнодушной. Он улыбнулся, в первый раз услышав, что я взяла в постель другого. Улыбка язвила — ох, как язвила! Потом стало легче, но мы что-то потеряли. Возбуждение греха, запретной похоти, всё ушло. Мне оставалось лишь баловаться новичками.
Он решил отдать меня Хунну Раалу. Если бы Раал позвал в койку, я пошла бы — держа нож в рукаве. Перережь горло пьяницы, и сейчас мы были бы свободны от него и его магии, от новой тирании.
Лорд Аномандер, не стану мешать, если ты нападешь на Раала. Не буду защищать ублюдка. Мать Тьма, услышь мою молитву, пусть кожа бела, пусть я Лиосан! Дай своему Сыну силы победить магию Хунна Раала. Сделай это, и я отвергну Свет. Вернусь к тебе. Обещаю».
Инфайен Менанд подъехала к ней. — Ошибка в магии, — сказала она. — Тот одноногий ученый мертв.
Тат Лорат лишь хмыкнула.
— Это в ветре, — продолжала Инфайен. — Насилие горько и сладко. Не чувствуете, Тат?
— Нет.
— Ах, трагическая весть о гибели супруга сильно вас ранила.
— Нет времени горевать, — скривила она губы. — Гибель супруга поразила меня. Насилие? Ветер воняет грязью и ничем иным. О, не глядите так дерзко, Инфайен Менанд. Знаю, вы ищете мрачной славы. Наслаждаетесь убийствами, а мне это дело не нравится.
— Неужели вы не слышите наглого хохота отрицателей?
— Отлично слышу, но им придется дождаться моей мести. Месть будет страшной, по заслугам. Закончив, я ощущу удовлетворение, но глаза не заблестят.
— Война — простое дело, — возразила Инфайен Менанд. — Потому я ее и люблю. Избавьтесь от любого стеснения, грядут новые времена, Тат.
— Я всё решу сама, хотя благодарю вас. Знать оскорбляла нас, и сегодня мы дадим ответ. Все они слуги Матери Тьмы, и вина лежит на ней. Те, кого мы встретим в бою, не заслужили смерти.
Инфайен потрясла головой. — Но они умрут. Не время для жалости, для милосердия. Если такие мысли затуманят вашу голову, останетесь на дне долины.
— Буду защищаться, но не более того. — Тат сказала это и поразилась своей решимости. — Слишком легко вы отказались от уважения к тем, что предстанут перед нами. Лорд Аномандер, Драконус, Сильхас Руин. Забыли, как сражались с ними бок о бок? Вот так просто возненавидеть тех, что были вам друзьями? Будьте уверены, я это запомню.
Инфайен засмеялась: — Ты никогда не была мне подругой, Тат Лорат. Не трачу времени на потаскух.
Тат улыбнулась. — Я часто удивлялась…
— Чему?
— Такие, как вы, слишком легко судят.
— Какие это «такие»?
— Рыбьи глаза, боящиеся любви и торопящиеся тыкать пальцем, завидуя моей свободе, моей готовности искать наслаждения.
— Например, посылая дочку по рукам.
— О, вот что вас заботит? Не обманывайтесь Шелтатой, хорошо умеющей притворяться. Она сама просила. Как я могла бы ее остановить?
— Не верю.
«Вполне разумно. Неужели ты думаешь, что я посвящу тебя во все наши секреты? Сама говоришь, мы не подруги». — Думайте что хотите.
Они доехали до долины, когорты смещались с тракта, строясь вдоль гребня; Тат Лорат впервые увидела строй противника на дальней стороне. Там была знать со всеми своими отрядами. Она не вполне верила, что так случится. А вот в центре Легион Хастов. Она щурилась, видя плотные ряды. «Их одурманили? Узники, преступники, они должны быть возбужденными, нервными, испуганными. Должны поднять бунт». Но ряды были неподвижны, лишь три штандарта колыхались над ротами, когда ветер трепал темные полотнища.
Инфайен сказала: — Ветер шепчет обещание…
— Дура! — бросила Тат Лорат. — Это не ветер стонет, это хаст-мечи — смотри, их обнажили!
Тихий стон заполнил воздух, как будто железо познало боль и боль способна подниматься и переплетаться, создавая гобелен. Желая поймать мгновение, связать все души Легиона Хастов. Варез стоял недвижно, чувствуя внутри кружение пустоты, гадая, не есть ли это судьба, очищающая будущее. «Будущее без меня, Вареза из Ямы, труса и глупца. Просто имя на губах выживших, проходящих мимо. Скоро забудут и имя.
Как забыли многих».
Не удивительно, что хастово железо скорбит (ибо это наверняка скорбь, голоса подобны всхлипу перед рыданием). Он ждал, когда же вопль сотрясет руки и ноги, ибо руки уже похолодели, лишившись крови, а ноги подгибаются.
Варез уже надел шлем, как и все товарищи — солдаты. Пластины защелкнулись, закрывая почти весь мир слева и справа, оставляя лишь закругленную щель визора, которая казалась Варезу слишком узкой. Стон железа звучал в ушах, но это казалось холодной близостью. Так остывшая любовница шепчет, обещая лишь печаль.