— В чем?
— В манипулировании народом Тисте. Или попросту отступите, отрицая, что кровь на ваших руках?
— Отрицание — трата времени, Верховная Жрица. Увы, отступить назад невозможно. Совсем наоборот. Мы притянуты.
Она мигнула. — И кто в ответе?
Он отвел глаза, поняв, что внимательно смотрит на дверь из черного дерева, усеянный росой барьер. Его еще надо взять… — Не «кто», скорее «что».
— Отлично! Так что ответственно за ваш внезапный интерес к нам?
— Нам недостает высоких переживаний. Откровения ранимого сердца смертных влекут нас, как мотыльков на пламя. Возможно, мы желаем на миг согреть сердца. Или наше любопытство более болезненного толка… мы открываем в себе забытые желания, аппетиты. Наша природа не едина, Верховная Жрица. Каждый Азатенай уникален. — Он пошевелил плечами. — Мы пришли поглядеть, как разбивается сердце.
Он встретил нарастающий ужас в ее взоре, не пытаясь защититься.
Через миг она резко взмахнула рукой и открыла двери, входя в Палату Ночи.
Их ждал Трон Тьмы. Сидевшая на нем была спокойна, взор холодных и ясных глаз устремился на Эмрал Ланир.
Жрица встала на колени, склоняя голову. — Мать, — прошептала она.
— Встань. Смотри на меня. — Голос был безжизненным.
Эмрал Ланир встала.
Мать Тьма продолжала: — Гриззин Фарл, покинь нас немедля.
— Как пожелаете. Верховная Жрица, я буду ждать в коридоре. — Он повернулся и отбыл, закрыв двери.
— Мать, лорд Аномандер…
— Не твоя забота, — прервала ее богиня. — Вы должны поставить два кресла в старом тронном зале. Думаю, тот высокий помост вполне их вместит. Одно должно быть из черного дерева, второе из костяного. Рядом с белым креслом пробейте окно. Рядом с черным поставьте жаровню, пустую и закопченную снаружи и внутри. Над ними поместите футляры для скипетров. Детали обсудите с верховной жрицей Синтарой. Мы с лордом Урусандером принимаем на себя ответственность за союз во имя государства. Вы с Синтарой засвидетельствуете. На этой церемонии более никого не будет. Формальный указ станет единственным сообщением о браке. Три дня пиров. Пусть все Дома, Великие и Малые, покажут свою щедрость.
Эмрал Ланир внимала инструкциям, высказанным безо всякой теплоты, и всматривалась в лишенное эмоций лицо. Но всё было лучше, нежели она ожидала. — Лорд Урусандер ведет свой легион в город, Мать. Как скоро ты желаешь провести церемонию?
— Как можно скорее. Сообщите лорду Аномандеру, что знать должна собраться. Полагаю, лорд Урусандер потребует репараций своим солдатам, хотя он может передать эти заботы кому-то другому. Великие Дома должны поделиться землями, казной и работниками, но подробности пусть будут предметом обсуждений и даже торговли. Не сообщайте их мне — мне не интересна разделка туши.
— А вопросы веры, Мать?
Казалось, богиня дрогнула при этом вопросе. — Я предложила вам пустой сосуд, или так вам казалось. И смотрела, как вы по-разному наполняете его. Но хранившееся внутри, кое никто из вас не решился увидеть, теперь утрачено. Вероятно, можно считать его мертвым. — Она воздела тонкую руку. — Жаждали списка запретов? Точных правил, святых заповедей? Я должна была указать, как вам жить? Закрыть двери, наглухо опустить шторы? Вести вас как детей, дабы вы сосали титьку до дня смерти? Каких слов ты желала от меня, Эмрал Ланир? Списка деяний, заслуживающих моих аплодисментов или вечного осуждения? Какие преступления дозволены в глазах богини? Чье убийство можно оправдать верой в меня? Чьи страдания можно счесть заслуженными за грех отпадения от веры или богохульства? Опиши мне отступника, неверного, святотатца — ибо эти суждения идут не от меня, верховная жрица, но от вашего суда, вы следуете за мной, говорите от моего имени, решаете за меня и оправдываете все, что натворили, волей богини.
— В вере, — подала голос Ланир, — не ищем ли мы руководства?
— Руководства или упорядочения, оправдания всех предрассудков, которые вам так дороги?
— Ты не хочешь говорить с нами!
— Я выучилась страшиться власти слов — их силы и бессилия. Самые глубокие и проницательные слова, самые оглушительные истины не защитят сами себя. Я могла бы даровать список. Могла бы весьма ясно показать: вот ЭТОГО я желаю, ЭТО должно стать сутью вашей веры, служения, ваших жертв. Но как скоро список стал бы искажаться и переписываться? Как скоро отклонения повлекли бы за собой суд, пытки и смерть? — Она медленно подалась вперед. — Как скоро мои простые правила добродетельной жизни стали бы призывом к войне? К истреблению неверных? Как скоро, Эмрал Ланир, вы начали бы убивать моим именем?