Датенар вздохнул: — Видишь, как является дитя, раскрасневшееся и сияющее, позирующее на фоне туши. Воюя против природы, мы воюем против достоинства. Горькое господство помогает возрасти лжи. А истина в том, что мы опускаемся, что мы больны.
Празек утер лицо, морщась от боли в губе. — Одолжи хоть немного надежды. Прошу.
Датенар протянул руку и положил другу на плечо. — Ну, — сказал он, — есть еще это.
Варез остался с Реблом, изо всех оставшихся сил поддерживая его, пока приятели карабкались по склону. Наконец Ребл резко дернул его за локоть. — Во имя матери, Варез, опусти.
Они одновременно плюхнулась наземь. Ребл лег на спину, затуманенными болью глазами смотря в небо. — Сделать тридцать семь.
Варез посмотрел на рубленую рану. Ребл хотя бы не харкает кровью, уже хорошо. — Тридцать семь?
Ребл поднял дрожащую руку. — Вряд ли получится… Но я попробую.
Варез утер лицо. — Ты бормочешь бессмыслицу.
— Скажи, Варез, я верно разглядел? Торас Редоне стояла на коленях у трупа? Это была Фарор Хенд?
«Вызвать такое горе? Завывания, вырванные волосы?» — Нет, Галар Барес.
— А. Да, понял.
— Она выхватила нож и готова была перерезать себе горло. Фарор Хенд помешала, вырвала оружие. На ее лице, во взгляде на сломленную женщину читались мстительность и удовольствие. Ребл, меня это потрясло.
Остатки распавшегося легиона задерживались там и тут. Варез видел вытянувшиеся лица, выражения боли, кровавые раны. Но чего-то не хватало.
— Трещи костяшками, — сказал Ребл.
— Чего?
— По одной за каждую взятую жизнь, за каждую треклятую мою дурость. Сегодня я забрал четверых. Не уверен, что они умерли. Думаю, нет. Надеюсь, нет. Так или иначе, — он улыбнулся тяжелым тучам, — тридцать семь. Идиотская доля Ребла. — Он замолчал, чуть пошевелив головой и встретив глаза Вареза. — Те гадающие по костям… их дар нам…
Удивленный Варез ответил: — Я так и не понял, что это было.
— Неужели?
Варез кивнул.
Ребл захохотал, морщась.
— Какой дар? Что сделал тот ритуал?
— Больше нет лжи. И всё. Никакой лжи. Прежде всего самому себе.
Хмурый Варез качал головой. — Я никогда не лгал себе.
Ребл всмотрелся в него и кивнул. — Значит, ты даже не заметил.
— Нет. Полагаю, нет.
Ребл сложил руки на животе. Начав трещать костяшками.
— Хотел узнать… — начал Варез. — Почему ты берег меня? В ямах? С чего было беспокоиться?
— С чего беспокоиться?
— Становиться мне другом.
Костяшки хрустели. — Не знаю, — сказал Ребл и улыбнулся. — Думаю, у тебя было достойное лицо.
Варез сел на корточки. Он видел: все оставшиеся легионеры собрались в молчаливые группки. «Без лжи, вот чего не хватает? На их лицах? В унылых взорах, устремленных в никуда?»
Листар был жив, насчет Ренс он не знал. Так много офицеров из числа заключенных погибло. Они прикрывали отчаянный отход Легиона, сдерживая врага и отдавая жизни.
Горло Вареза еще саднило от неистового вопля. Невозможно, но Легион Хастов ответил на отчаянную команду, Празек и Датенар развернули свои роты. Для Легиона день битвы окончен.
Торас Редоне никто не видел до самого конца.
Он слушал хруст пальцев. Но звук затих. Ребл не сумел отсчитать тридцать семь. Единственный друг Вареза умер.
Он подполз и положил голову Ребла на колени. Прочесал бороду пальцами, удаляя колтуны, изучил спокойное лицо, зная, что больше не увидит живой суровой усмешки, не ощутит гневного нрава, вечно нависавшего буревой тучей над всеми его движениями.
«Ребл, мой друг. Ты уже не был собой, прежним. Я ценил тебя. О, как я ценил тебя».
Кто-то стал рядом. Варез поглядел в лицо Листара. — Он ушел.
— Значит, нас осталось двое, — отозвался Листар.
— Двое?
— Вставших между ними и кошками. — Листар помедлил. — Трус и мужчина, желающий умереть. Самый достойный… он, как ты говоришь, только что умер.
Варез вслушался в резкий, сухой тон. — Никакой лжи.
— Я не смог бы, Варез. Не смог бы убить. Я лишь защищался.
— Как почти все из нас, Листар. Я видел это повсюду. И понял, что нам не победить. Но мы и не сдадимся. Будем стоять и умирать. Я увидел, хотя не сразу понял. Пока не объяснил Ребл. Ритуал…