— Никто.
Келларас поразмыслил, не чувствуя лжи в словах. — Куда ушел ведун Реш, пропав в Терондае?
— Не знаю.
— Значит, никто не ведал о ваших намерениях?
Кепло ухмыльнулся и сел у стены. — У меня было подозрение… Они это знают.
— Подозрение? Насчет чего?
— Странно, но открыв истину, я нашел в себе нежелание ее провозглашать. Я, — закрыл он глаза и прислонил к стене затылок, — пересмотрел…
— Попрошу объясниться, — сказал Келларас.
— Я заблуждался. Не всякая истина — преступление. Хотя, — моргнул он, улыбаясь Келларасу, — слишком многие именно таковы. Я глуп, но ведь невежество — плохое оправдание. Не будем за ним прятаться.
— Хотите жить, Кепло Дрим?
Мужчина пожал плечами и замигал, рассматривая свои раны.
Сильхас Руин прорычал: — Убийство домового клинка Пурейков. К демонам остальное, но это обвинение не опрокинуть.
— Какая жалость.
Лорд опустил белую руку на эфес клинка. Железо начало выскальзывать из ножен — и застыло при хлопке двери за их спинами.
— Погодите, владыка, — сказала Эмрал Ланир, входя в ставшую тесной камеру. Келларас увидел и жреца Эндеста Силанна за ее плечом: руки свободны от бинтов или перчаток, раны открыто кровоточат, пачкая пальцы. Лицо его принадлежало мужчине много большего возраста.
— Дом Пурейк требует правосудного наказания, — сказал ей Сильхас Руин.
— Не сомневаюсь. Но сначала я должна его допросить.
— Тратите наше время, — буркнул Сильхас. — Он изрекает одни загадки.
— Меня не интересует Мать Тьма, — заявил Кепло Эмрал Ланир. — Никогда я не представлял для нее угрозы.
— И все же вы нарушили…
— Я спорил с лордом Драконусом. Мы схватились и теперь между нами все решено.
— Но позади остался труп, — заметила она.
— Отпустите его, — вмешался Эндест Силанн.
Все повернулись к жрецу. Приказ на миг лишил Сильхаса Руина дара речи. Эмрал оглянулась на спутника. — Ваше повеление, Эндест?
— Нет.
— Она доводит до вас свои желания? Вы сообщали, будто пребывание Матери в вас не позволяет знать ее волю. Что изменилось?
— Драконус ранен и это сердит ее. Тем не менее, Кепло Дрима следует изгнать из Харкенаса. Всё.
— Как насчет справедливости для Дома Пурейк? — воскликнул Сильхас. — Не должна ли богиня защищать добродетели? Нас, поклявшихся служить ее воле? Она отстраняется от нас?
Силанн не отвечал. Он отвернулся, и Келларас явственно расслышал шепот: — Поди прочь, мальчишка, это не твоего ума дело.
Даже верховная жрица казалась потерянной. — Лорд Сильхас, мне жаль, — произнесла она.
Тот сверкнул глазами и резко махнул рукой. — Не важно. Каково это, Верховная Жрица? Ощущать себя… ненужной?
Лицо ее отвердело, но губы не шевельнулись.
— Ох, Келларас, — сказал Сильхас Руин, — освободи его.
* * *
Райз Херат стоял в темном коридоре и смотрел на гобелен. Отсутствие света не было препятствием изучению сцены с драконами.
Он был на вершине башни, когда Элайнт скользнул из тяжелых туч и спиралью спустился в сердцевину города. Хорошо, что он не любитель во всем видеть знамения.
«Но даже я должен позаимствовать идею предвестников. Времена наши поистине сложны, но споры выглядят ничтожными пред ликом выпущенных в мир сил. Властители трудятся далеко за нашими жалкими границами, и…
Но гнев и страх враждуют со скромностью, отчаявшийся разум скорее ухватится за них. Эх, если бы отчаяние не стало чумой смертных. Если бы мы не бегали от прорехи к прорехе….»
Разнеслись новости о благословении покоя, учиненном Энестом Силанном на рынке, и горестных последствиях. Но сколь многие отвергают сейчас саму идею последствий, боясь впасть в отчаяние? «Покой преследует нас во сне, угасающим эхом, но мы хорошо слышим сулящий всяческие блага шепот».
Сцена на древней ткани не предлагает лжи, не стимулирует воображение. Драконы изображены весьма точно. Семь существ кружат над горящим городом. На гобелене нет датировки, даже породивший ее век канул в забвение, и город выглядит незнакомым. «Вот только река та же, черная как трещина в скале».
Если Харкенас стоит на руинах, их еще не обнаружили. Лишь храм в сердце Цитадели намекает на пропавший мир.
Да, пойманный в ловушку ткани и краски город горит, умирает в огненном смерче. В таком пожаре даже камни могут раскрошиться, став прахом.
«Знамения для глупцов, но каждая истина будущего покоится на настоящем. Имейте только волю видеть».
Только сейчас он понял, что стоит не в одиночестве. Обернулся и нахмурился, видя мужчину всего в шаге от себя. — Гриззин Фарл, при всей вашей грузности вы ходите бесшумно.
Азатенай вздохнул. — Нижайше извиняюсь, историк.
— Я думал о вас.
— Неужели?
— Великие силы за работой, и наши заблуждения выглядят все смешнее. Все начато женщиной по имени Т'рисс? Или, подозреваю, лучше взглянуть на лорда Драконуса? Или на вас, столь забавно застрявшего здесь… или не желающего уходить?
— Будете винить других в своих болезнях?
— Слабая попытка, Азатенай. Королевство Вечной Ночи, или как там оно называется, слишком обширно, Тисте Андии не назовут его домом. Не оскорбляйте меня уверениями, будто Мать объявила его своим. Она лишь случайная гостья. Мы знаем, что она блуждает в непонимании или даже в страхе, прижимаясь к боку консорта.
— Ни то ни другое. Я уверен.
— Драконы, — обернулся Райз к гобелену. — Мы еще увидим их? Собираются, как стервятники над умирающей жизнью? Ожидают неминуемой нашей гибели?
Гриззин Фарл почесывал под бородой. Глаза мерцали в каком-то незримом свете. — Вы поистине описываете заблуждения, историк. Судьбы Куральд Галайна едва замечаемы такими существами, как Элайнты, и не питаются они чем-то столь низким, как мясо и кости, хотя, признаю, иногда могут и побаловаться. Вам важно понять кое-что в их природе.
— О? Прошу, продолжайте.
Не обратив внимания на колкость тона, Гриззин Фарл подошел к историку и всмотрелся в гобелен. — Склонны к хищничеству, — произнес он. — Скорее не упорные охотники, а ловцы удачи. Не любят и даже боятся один другого…
— Картина намекает на совсем иное.
— Нет, нет.
— Объясните.
— Они становятся Бурей, мой господин. Бурей Драконов. Это ужасная штука. Ни один одиночный Элайнт не может сопротивляться, едва перейден некий порог. Соберите достаточно зверей — создайте большую Бурю — и они сольются. Станут одним зверем со множеством голов, лап — но одной неоспоримой личностью. Среди Азатенаев такую Бурю именуют Тиаматой. Богиней разрушения. Тиам среди Тел Акаев, Королевой Лихорадки. — Он помолчал, стукнул пальцем по ткани. — Здесь едва ли Буря. Неудачный случай позволил им собраться над городом, но вы видите разрушительную силу.
— Пожар — это случайность?!
Гриззин Фарл пожал плечами: — Что-то заставило их слететься.
— Что-то? Что же, Азатенай?
— Непонятно. Может быть… раненые врата?
— Бедна вас побери, Фарл! Как можно ранить ворота?
— Полагаю, небрежным использованием. Или здесь противостояние элементов.
— Элементов? Как Свет и Тьма?
— Не обязательно, историк. Простите, если мои неосторожные слова вас встревожили. Вы страшитесь насилия, кое породит союз Матери Тьмы и Отца Света, но это вовсе не предрешено.
— Я страшусь насилия, порождающего их союз!
Отблеск печали смягчил черты крупного лица. — Да, необходим точный баланс. Вижу. Но успокойтесь. Драконы вернулись в мир, но они рассеяны и останутся таковыми, если на то будет их воля. Буря неприятна даже для пойманных ею Элайнтов.
— Ладно. Что насчет врат? Насчет проклятого брака?
— Если оба согласны, все будет хорошо.
— А если кто-то… откажется?
— Понимание необходимости вразумляет, не так ли? Боль нежелания быстро смягчится. — Он помедлил. — Наконец произошло хоть что-то, оправдывающее размах ваших молений?
— Гм, да, — буркнул Райз. — Как вы остроумны.