Кивнув, Ялад отошел. Айвис же поспешил вперед, — Милорд!
Аномандер и Каладан остановились, обернувшись.
— Тут было побоище, лорд, — сказал Айвис. На восток, треть лиги.
— Хотите расследовать?
— Да, милорд.
— Я с вами.
Айвис замялся, оглядываясь на повозку.
— Пусть остальные дом-клинки готовят лагерь, капитан, — велел Аномандер, отрясая плащ и поправляя пояс. — Охранительный периметр, дозоры.
— Да, сир.
— Возможно, какие-то роты Легиона ищут фураж или гоняют отрицателей, — сказал Аномандер, хмуро глядя на ряды горелых деревьев у восточной опушки. Он тоже колебался. — Я хотел бы, чтобы ты остался у костров, Великий Каменщик.
— Как пожелаешь, — хмыкнул Каладан. — Но кровь на земле застыла, вы не найдете живых среди трупов.
— Давно это было?
— Несколько дней назад.
— За нами наблюдают?
— Забавный вопрос. Нет, прямо сейчас никто не следит за нами из того леса.
— А из другого?
— Первый Сын, если бы мы ощущали чей-то немигающий взор от рождения до смерти, что бы изменилось?
Аномандер нахмурился. — Лучше нам представлять такого наблюдателя, существует он или нет.
— Как так?
— Я стою на том, что свидетель существует, его взгляд не дрожит, его ничем не обмануть. Но мы, стараясь притворяться, оказываем ему мало уважения.
— И что же это за наблюдатель?
— Никто иной, как история.
— Ты призываешь судию равнодушного, уязвимого перед фальсификациями задним числом.
Аномандер не ответил Азатенаю, сделав знак Айвису. — Найдем же место боя, капитан.
Они пошли к Яладу и собранному им взводу. Оружие было наготове, но сквозь пелену мрака Айвис едва мог различить лица, лишь слабо блестели глаза. — Благодарю, страж ворот. Оставайся здесь и береги лагерь. Азатенай намекает, что мы вне опасности, но я хочу, чтобы ты был бдителен. Дозоры и периметр.
— Слушаюсь, сир. — Ялад подозвал одного из дом-клинков. — Газзан, тот разведчик, что заметил птиц, сир.
— Отличная зоркость в такой темноте, — сказал Айвис молодому мужчине.
— Сначала я их услышал, сир. Но странно, что они летают, как будто вокруг не ночь.
Лорд Аномандер чуть запнулся. — Вы говорите, сир, что твари ведут себя, словно еще день.
— Да, милорд. Чуть позже полудня.
— Возможно, — ввернул Айвис, — Мать Тьма благословила все живое в своем королевстве таким сомнительным даром.
Кивнув, Газзан повел их в лес.
«Взгляд над нами. История это или нет, все равно ползут мурашки по коже» . — Милорд.
— Давай, капитан. Вижу твое раздражение.
— То, что Азатенаи теперь среди нас… меня это тревожит.
— Подозреваю, Айвис, — сказал Аномандер чуть слышно, — что они всегда были среди нас. Почти всегда незаметно. Именно их махинации заставляли нас кружиться и бродить, словно слепых дураков.
Эта идея потрясла Айвиса. Он провел пальцами сквозь бороду, ощутив под ногтями кристаллики льда, и плюнул. — Лучше бы нам обратиться против них, милорд, если ваши слова — правда.
— Слишком много врагов, — возразил Аномандер, словно позабавленный.
— Крепость моего владыки в руинах, — прорычал Айвис. — Древнее здание, родовое гнездо порушено за одну ночь. Не было иного способа разобраться с дочками? Пламя и дым, рушатся стены, а водоворот магии заставил меня бояться будущего.
Аномандер вздохнул. — Именно, Айвис. Но разве не я подначил его? Вся вина на мне, капитан, и я так и скажу вашему лорду.
— Вы отвергаете опасность Зависти и Злобы?
— Но к этому приводит нас здравое размышление. Пусть они сильны, разум их еще детский. Волшебство и точно добавило остроты когтям их порывов: урок, который мы обязаны учесть, ведь ребенок таится в каждом. По правде, старый друг, я предвижу ослабление, приведение угрозы в вид более цивилизованный. — Он потряс головой. — Жестокая была ночь, отзвуки до сих пор потрясают меня.
— Волшебство, милорд, не знает тонкостей.
— Как любая сила, не ведающая ограничений. Тут, Айвис, ты вонзаешь острие ножа в сердце моих страхов. Я презираю использование кулака, если лаской можно добиться большего.
— Азатенаи смотрят по-иному, милорд.
— Похоже. Но Т'рисс просто коснулась… а погляди на последствия. Я подумал, — сказал Аномандер с горьким смехом, — верность и преданность могли бы избавить меня от серебряной полосы, но она желала поставить меня в стороне, и придется с этим мириться.
— Там был дух, милорд. В пламени…
— Бруд говорил о ней, верно. Олар Этиль, матрона Бегущих-за-Псами.
— Азатеная.
— Если это звание что-то означает, да.
— Она предлагает экстаз разрушения, милорд.
— Как могло бы любое существо огня.
— И вожделение, — добавил Айвис. — Вы говорите о мягкости, но мне приходится жить с проклятием ее ласк.
Впереди деревья стали реже, обозначая поляну. Карканье и щелканье воронов неслось со всех голых сучьев, черные силуэты плясали на потемневшем насте, прыгали по неподвижным телам. В холодном воздухе повис запах рвоты и дерьма.
Молча приблизившись, они оказались на краю поляны, увидели десятки тел, почти все раздеты донага, плоть стала черной, раны и ссадины не закрылись и несут по краям ободки инея.
— Кожа обманывает, — заметил Айвис. — Это были Лиосан.
— Бегущие Лиосан, сир, — добавил Газзан. — Их били в спины, на бегу. Топоры, копья и стрелы. Их разбили, сир, обратили в отступление.
— Отрицатели, — буркнул кто-то из отряда, — отрастили зубы.
— Или монахи вернулись наконец к пастве, — сказал Айвис. — Но стрелы… Ничего благородного.
Вздох Аномандера превратился в призрачный плюмаж, рассеявшийся над поляной. — Знать так предана Легиону, даже если солдаты резали поселян в лесах?
— Преступление требует…
— Преступление, сир? Так мы разделяем кровь на руках? Одна сторона права, на другой — сплошные негодяи? Скорее хватайте мечи, чтобы не забыть различие! Уничтожим врага, не отводя глаз! Но я скажу тебе: острый взор истории не дает отводить глаза, не сулит слов прощения, не любит семантических уловок. Запомни увиденное, капитан, и оставь суждения на промерзшей почве. Жизнь имеет право защищать себя, будь то зубами, ногтями или стрелами.
— Значит, ответим на зверство зверством, милорд. Как быстро мы опустились до уровня дикарей!
Аномандер пренебрежительно махнул рукой: — Лучше видеть истину незамутненным взором, капитан, видеть собственное падение. — Глаза его пылали огнем, но лицо не исказилось гневом. — Мы с тобой видели войну в лицо. Мы убивали и погибали, и дикость была нам любовницей, шла шаг в шаг с нашим неутомимым наступлением. Станешь отрицать?
— Повод был верным…
— Твоя рука хоть раз останавливалась?
— Почему бы, милорд?!
— Да, почему бы? — Он повернулся спиной к поляне и трупам. — Почему бы, когда правосудие служит дикарям? Когда повод оправдывает преступление? Оправдывает? Скорее освящает. Мне уже кажется, возвышение священства было связано лишь с необходимостью благословлять убийства. Жрецы, короли, воеводы, знать. И, разумеется, железный кулак офицерства. — Он оглянулся. — Что ж, благословим поле брани. Жрецов нет, так что поработаем за богов. Благослови все, Айвис, ради мира, в котором более нет преступления в убийстве.
Потрясенный Айвис отступил. — Милорд, вы внушаете отчаяние.
— Я внушаю? Бездна подлая, Айвис. Я лишь высекаю надпись словами, коих мы не хотим слышать. Если гонец приносит дурные вести, он ли виноват?
Он прошел мимо Айвиса назад, к лагерю у дороги. Айвис велел взводу следовать. Сам стоял и молча смотрел на солдат, потом, бросив последний взор на поляну и галдящих ее хранителей, пошел последним.
«Мы уже не различаем. Так он говорит. Поле боя за спиной говорит то же самое. И если в сердце горелого леса богиня медленно провисает на кольях… этого преступления не заметит сама история».
* * *
Было бы заблуждением думать, что дикий лес полон богатств, позволяющих набивать живот досыта. Даже в отсутствие волков и котов олени и лоси могут вымирать от голода. Шаренас Анкаду успела понять смысл сезонных охот отрицателей. Нужно добыть пищу, выкопать погреба, прокоптить и засолить мясо, сложить запасы. В этом привязанном к времени года мире одиночная семья напрягает все силы, любые связи становятся хрупкими и напряженными.