Пройдя вверх по тракту, они свернули туда, где здоровенный мужчина деловито складывал последние камни в пирамидку. Он тяжко вздыхал. Эндест увидел, почему: старик потерял почти весь нос. Но ранение было давним. Мундир его походил на тот, что носила женщина.
Вершину холма истоптали конские копыта, неподалеку стояли в грязи три лошади, на одной роскошное седло.
Женщина спросила у старика: — Сдались, значит?
— Им это не нравилось. Совсем нет. Но, похоже, они не решились лезть на меня.
— Никто не захочет лезть на тебя, Рансепт.
Она подвела Эндеста к пирамидке. — Вот.
— Кто здесь?
— Лорд Венес Тюрейд.
— Лорд умер?
Женщина глянула на соратника, тот утер нос и пожал плечами. Она обернулась к Силанну. — Думаю, уже да.
* * *
Фарор Хенд нашла Празека и Датенара сидящими на грязной дороге. Оба были еще в кольчугах, но шлемы и рукавицы сняты; из ножен раздавалось непрерывное тихое бормотание.
Ее меч молчал. Стащив шлем, она ощутила на лбу приятную прохладу, низкое бурчание железа вдруг затихло. — Я велела увести ее. Под охраной. Галар Барес умер, сломав шею — его сбросила раненая лошадь. Она хотела драться, знаете? Хотела броситься в давку, чтобы кто-то убил ее. Я готова была одобрить, более того, не прочь была сама… но увы, она так напилась, что не могла встать.
Датенар кивнул: — Мы уязвимы, все до одного, Фарор, перед безумствами желаний. Столь многие стремления в жизни оказываются стремлением к смерти. Мириады притворств, но ни одно теперь нам не доступно.
— В отсутствие сладкой и похотливой лжи, — добавил Празек, — будущее поблекло.
— Слишком рьяно машет предостерегающим пальчиком старая тревога, слишком она оживилась. Любые секреты сулят горе. — Датенар застонал и медленно встал. — Я совсем промок. Наверное, они уже подходят к городу.
Фарор Хенд хотелось плакать, только вот по чему? Недостатка поводов нет, скорее, их собралось слишком много, так что не выберешь. «Нареченный. Кагемендра Тулас, услышь мою исповедь. Не могу любить героя, не могу любить достойного мужчину, не могу отдаться такому. Во мне нет ничего достойного тебя, и если я попытаюсь сравняться — умру. Пройдут века, пока плоть сдастся, но это будет. Душа слаба. Дыхание холодно. Лишь оболочка живет, едва намекая на пустоту внутри».
— Пора собирать Легион, — сказал Празек, вставая и подходя к Датенару. — Полночь близится. Нужно идти к обозу, к фургонам.
— Празек. — Датенар повернулся лицом к другу. — Мы оставили мост. Один шаг на двоих, и оба погрузились в омраченные воды.
— Говорят, из Дорсан Рил еще никто не выплыл.
— У меня то же чувство, друг.
Фарор Хенд взглянула на юг, заметив группу всадников. Еще далеко, но передовой ездок выглядит высоким, сидит необычайно прямо. Волосы седые. «Разумеется». — Оставляю вас наедине, — сказала она офицерам.
— Фарор Хенд?
— С блеклым будущим. Я же еду навстречу своему.
* * *
Одинокий лорд Аномандер, Первый Сын Тьмы, сидел на коне и созерцал долину. Едва склонив голову в узнавании, когда подскакал Келларас.
— Милорд, ваш брат пустился к Харкенасу. Пешим. Мы можем нагнать его.
Аномандер выглядел смущенным. — Харкенас?
— Милорд, будет свадьба. Обсуждение подробностей примирения.
— Примирения, — повторил Аномандер. — Но, Келларас, нет мира в моей душе.
Келларас промолчал.
Лорд продолжил: — Нет, оставим их. Я поеду к брату Андаристу. Откажусь от мщения. — Он повернулся, устремив внимательный взгляд на капитана. — Ее звали Пелк, верно? Возможно, она тоже вернется?
— Не знаю, милорд. Возможно. Хотите, чтобы я сопровождал вас?
Аномандер улыбнулся. — Буду рад компании, Келларас.
Кивнув, капитан подобрал поводья. — Сейчас же, милорд?
— Да. Сейчас же.
Они вместе отправились на север.
* * *
Вренек едва заметил двоих всадников, спустившихся в долину с северо-востока. Нет, он бродил среди павших легионеров. Почва под телами была изорвана и взрыхлена, словно ее грызли зубами. Он опирался на копье, как на посох, перепрыгивая трупы, нагибаясь и рассматривая лица.
Боль и смерть сделали их трудно узнаваемыми, и даже самые яркие воспоминания расплылись перед очами разума.
Он промерз. Ночь стала необычно серой, словно местность кутало облако пепла и не желало рассеиваться. Раненые лошади наконец затихли. Вороны слетались рваными стягами ночи, им тоже не на что было пожаловаться. В итоге поле объяла тишина почти удушающая.
Покрытое инеем лицо привлекло его внимание. Вренек склонился ниже. «Один из них? Может и так. Я уже его видел. Да, из них. Кто-то уже добрался до него. Но не важно, кто был первым. Важно, кто пришел последним.
Сказал, что отомщу за Джинью, и вот он я, здесь».
Он развернул копье и уперся острием в грудь мертвого солдата.
«Воткну глубоко. Вот что нужно сделать. Дух его еще тут. Близко. Уже не вижу их, но знаю — они здесь. Идти некуда.
Ударить глубоко. Пронзить кожу доспеха, шерсть, и кожу на теле. Вот что такое месть. Вот что я делаю».
Он услышал звук и поднял голову. Две женщины сидели на конях, сплетенных из травы и веток. Сидели молча, наблюдая с дюжины шагов.
Он их не знал. Совсем другие лица. Вренек вернулся к покойнику. Налег на копье, но кожаная кираса не поддалась. «Нужно с размаху». Он отвел копье и вонзил в тело.
— Ему не больно, — подала голос одна из женщин. — Давай, если хочешь. Но надругательство над телом — дурное занятие, не думаешь?
«Дурное?» Вренек поглядел на все эти мертвые тела. Покачал головой и ткнул еще раз. Кожа доспеха была твердой. Он склонился выяснить, как же погиб солдат. Заметил разрез на горле, откуда кровь хлестнула и вытекла наземь. Очень мелкий разрез, но других ран не было видно.
Вренек попробовал в третий раз, еще сильнее, и отступил. Обернулся к женщинам. — Все путем, — сказал он. — Я отомстил им за то, что они сотворили с ней. Теперь пойду домой.
Женщина подалась к нему. — И я тебе свидетельница, юный сир. Она отомщена.
— Как ваше имя? — спросил Вренек. — Мне нужно знать, раз вы свидетельница и все такое.
— Тряпичка.
Женщина с золотыми волосами рядом сказала, улыбнувшись: — А я Т'рисс. Тоже свидетельница.
Удовлетворенный Вренек кивнул. До дома далеко, идти будет нелегко. Нужно забрать плащ с одного из трупов, а у другого найти одеяло.
«Джинья, дело сделано. Мне лучше. Надеюсь, тебе тоже.
Иногда детям выпадает задача всё исправить».
* * *
— Что же это было? — спросила Т'рисс. — Тисте, вы посылаете на войну детей?
— Наконечник был чистым, — отозвалась Тряпичка, поднимая глаза к небу. — Они ушли, верно? Уже не машут крыльями в облаках, во тьме?
— Пока ушли.
Тряпичка вздохнула и подобрала поводья. — Мне так больше нравится.
— Что именно?
— Опаздывать на битву. Пропускать всю поганую неразбериху. Уже повидала слишком много, Т'рисс. Погляди. Как грустно, всюду трупы. Из-за глупого спора одни гибнут, а другие стыдятся, делая торжествующий вид. — Она глянула на Т'рисс. — Я в Харкенас, отыщу своих. А ты?
— Тут есть лес, в нем ждет другой Азатенай. Думаю, надо встретиться.
— Зачем?
— Он знает обо мне. Кем я была.
— Это так важно?
— Ты о чем?
Тряпичка пожала плечами. — Кем бы ты ни была, уже не прежняя. Кажется, ты мчишься прямиком к смущению и скорби. Не лучше ли иным тайнам оставаться тайнами? Не думала?
Т'рисс улыбнулась: — Все время думаю. Но мы почти схлестнулись. Здесь, в низине Тарн. Прискачи я вовремя… Он пробудил силу. Драконы… порадовались бы. — Она помолчала, пожимая плечами. — Но что-то случилось. Кто-то его удержал. Кто-то спас мир. Мне интересно, а тебе? Кто из Тисте отверг моего собрата?