Грохот языческих барабанов внезапно усилился.
— Тебе оставалось только убедить их, что разница между твоим интеллектом и их разумом — как расстояние между миром и Той стороной. Сделай это, и они дадут тебе полную власть, будут преданы тебе до конца. Путь этот узок, но очень прост. Ты взращивал их благоговение и их убеждения, ты рассказывал им о том, о чем не может знать ни один человек. Ты взывал к искрам Логоса в их душах. Ты разбирал логику их пристрастий, объяснял значение старых догм. Ты давал им веру, основанную на истине, а не на ритуале. Ты вскрывал их страхи и уязвимые места, показал им, кто они есть, и в то же время использовал их слабости в собственных целях. Ты дарил им уверенность, хотя все в мире — тайна. Ты льстил им, хотя все в мире — безразличие. Ты показал им цель, хотя в этом мире царит анархия. Ты учил их неведению. И все это время ты говорил, что ты сам — один из них. Ты даже делал
вид, будто гневаешься, когда они осмеливались высказывать сомнения. Ты ничего не навязывал и не предполагал. Ты воспитывал. Ты давал одному человеку колесо, другому — ось, третьему — упряжь, зная, что рано или поздно они соберут все части вместе и получат собственное откровение. Ты связал их предположениями, чтобы однажды они сделали тебя своим заключением.
Гладко выбритое лицо появилось в неверном свете огней. Сквозь завесу воды оно казалось ухмыляющимся черепом.
— И они сделали тебя пророком. Но даже этого было недостаточно,— продолжали шевелиться губы.— Не имевшие власти ничего не теряли, когда ставили тебя между собой и богами, поскольку давно перепоручили свои действия другим. Служение — самая инстинктивная привычка. Но те, кто наделен властью... Править от имени несуществующего короля — значит править напрямую. Рано или поздно знать должна была восстать. Кризис был неизбежен...
Моэнгхус встал — бледный, размытый, словно поднявшийся от земли пар. На мгновение вода очертила его фигуру, затем он вышел, весь мокрый, и обратил глазницы на сына. Он был обнажен, если не считать льняной набедренной повязки. Темные завитки лобковых волос просвечивали сквозь мокрую ткань. От усыпанной каплями кожи поднимался пар.
— Тогда,— сказало безликое лицо,— вероятностный транс подвел меня...
— Значит, ты не ждал видений? — спросил Келлхус. Лицо отца оставалось совершенно бесстрастным.
— Каких видений?
Казалось, крик надорвал его горло. Прошло несколько мгновений, пока Багряные колдуны наконец закончили свою песнь. Колдовское сияние утихло, затем угасло совсем. Барабаны грохотали под трескучим дождем пламени.
Красные огни.
Элеазар больше не смеялся. Он стоял за спинами первых отрядов, в сердце адской просеки, которую проложили через город его адепты. Из развалин поднимался дым, пламя взметалось ревущими башнями, стены торчали плавниками из гор битого кирпи-
ча, плавные волны дыма накатывали на зазубренный гребень, оставшийся от стены Татокара. Склоны Ютерума возвышались над завесой огня среди Хетеринских стен. Так близко! Стоит чуть вытянуть шею, и можно увидеть купол и карнизы Ктесарата. И там они найдут их... этих убийц.
Кишаурим бросили им вызов, и они пришли. Через многие мили и бесчисленные лишения, через все унижения. Они выполнили свою часть сделки. Теперь пора подвести счеты. Сейчас! Сейчас!
«Что за игру они затеяли?»
Все равно. Все равно. Если надо, он сотрет Шайме с лица земли. Перевернет всю землю!
Элеазар прижал к лицу багряный рукав. Несмотря на протесты Шалмессы, капитана джаврегов, он отодвинул в сторону высокий плетеный щит и поднялся на монолитный каменный выступ среди развалин. Волны жара окутали его.
— Сражайтесь! — крикнул он фигуркам вдалеке. Черное небо вращалось над ним.— Сражайтесь!
Чьи-то руки схватили его и потащили назад. Он вырвался. Саротен закричал:
— Эли, рядом хоры! Очень много... Ты что, не чувствуешь? Неплохо бы вымыться, мелькнула в голове глупая мысль. Соскрести с себя все это безумие.
— Конечно! — огрызнулся Элеазар.— Под развалинами. В руках у покойников!
Мир вокруг казался черным и гулким, он вспыхивал белым огнем. Келлхус поднял ладонь.
— Мои руки... когда я смотрю на них, я вижу золотой ореол. Испытующий взгляд.
— У меня нет с собой моих глаз,— отозвался Моэнгхус, и Келлхус понял, что отец говорит об аспидах, которых используют его собратья-кишаурим.— Я хожу по этим залам по памяти.
Несмотря на все признаки жизни, отец походил на каменную статую. Он казался маской без души.
— Бог,— сказал Келлхус— Он не говорит с тобой? Снова испытующий взгляд.
— Нет.
— Любопытно...
— И откуда же исходит его голос? — спросил Моэнгхус— Из какой тьмы?
— Не знаю... Приходят мысли. И знаю одно — они не мои. Бесконечная пауза.
«Он погружается в вероятностный транс, как и я...»
— Тот безумец сказал то же самое,— проговорил Моэнгхус— Возможно, твои испытания расстроили твой разум.
— Возможно...
Еще один испытующий взгляд.
— Не в твоих интересах обманывать меня.— Молчание. Каменное лицо.— Разве что...
— Разве что я пришел тебя убить, как приказали наши бра-тья-дуниане. Этого ты опасаешься?
Тот же взгляд.
— У тебя не хватит сил превзойти меня.
— Хватит, отец.
Новая пауза, чуть длиннее.
— Откуда,— сказал наконец отец,— ты это знаешь?
— Я знаю, почему ты был вынужден призвать меня. Внимательный испытующий взгляд.
— Значит, ты постиг ее.
— Да... Тысячекратную Мысль.
Глава 16
ШАЙМЕ
Сомнения порождают понимание, понимание порождает сострадание. Воистину — убивает убежденность.
Весна, 4112 год Бивня, Шайме
Чадящие факелы. Красные лица, обмякшие от страха. Темная кирпичная кладка, заляпанная и смердящая развороченными внутренностями. Нависшие потолки, такие низкие, что даже самым низкорослым лучникам приходится пригибаться. Люди кашляли и не могли вздохнуть, но не из-за сточных вод, намочивших обувь. Огонь наверху пожирал воздух...
По крайней мере, так сказал Водонос.
Кишаурим стояли у выхода. Висевшие у них на шеях аспиды тянули серебристо-черные головы вверх. Идолопоклонники затихли. Сводчатые потолки больше не дрожали от ударов и взрывов. Каменная крошка уже не сыпалась на их шлемы.
Он наклонил бритую голову, словно прислушиваясь...
— Погасите свет,— приказал он.— Закройте глаза.
Они опустили факелы в навозную жижу. На мгновение искры голубого света осветили их ноги. И все погрузилось во мрак... Затем — невероятно яркая вспышка. Оглушительный треск.
— Вперед! — крикнул Водонос— Наверх! Наверх!
Внезапно все стало голубым, подсвеченное раскаленным пятном на лбу Водоноса. Люди двинулись вперед, толкаясь и сплевывая пыль. Один за другим они протискивались мимо слепца, взбирались по склону из оплавленного камня и оказывались среди пламенеющих руин.
— Голос, который ты слышишь,— сказал старший дунианин,— не является частью Тысячекратной Мысли.
Келлхус пропустил его слова мимо ушей.
— Отведи меня к ним.
— К кому?
— К тем, кого ты держишь в заточении.
— А если я откажусь?
— Почему ты откажешься?
— Потому что мне надо пересмотреть мои предположения, исследовать непредвиденные изменения. Я не учел этой возможности.
— Какой возможности?
— Что большой мир способен в большей степени сломать, чем просветить. Что ты придешь ко мне безумным.
Бесконечное течение воды, тяжелый воздух и тяжелые камни.
— Попробуй отказать мне, и я убью тебя, отец.
Низко пригнувшись в седлах, кианцы прорвались через разрушенные ворота Тантанах к реке Йешималь. Хлопали полы их разноцветных халатов поверх блестящих кольчуг. Сначала несколько десятков, потом сотни — они летели, как стрелы. А из Йешималь-ских ворот, совсем близко от фланга айнонов, мчались другие.
Тидонские конники уже ясно видели фаним от святилища, они трубили тревогу. Старый граф Ангасанорский рысью выехал вперед. Он видел огромное облако пыли над дальними кварталами города, но наполовину рухнувшая арка Скилурского акведука закрывала ему обзор. Поскольку рога продолжали трубить, он выругался и отправил вперед разведчиков.