— Кого вам надо в такое время? Господина Фабри нет дома, а господин Видель только что вернулся из Лиона. Он спит, и я ни за что на свете не стану его будить.
— Разбудите, — сказал Михаэлис тихо, но жестко. — Скажите ему, что его разыскивает провинциал, которого он хорошо знает. Пожалуйста, запомните это слово: провинциал.
Служанка хихикнула.
— Я его запомню и скажу ему завтра. А сейчас идите спать, и ваша дама тоже. Это время не для христиан.
Михаэлис оставил без внимания намек на Джулию. Он вспомнил, как однажды Алессандро Фарнезе отреагировал на сопротивление ватиканского сторожа. Не было ничего забавнее наглости этого слуги.
— Кажется, я понял: вы гугенотка. Я просил господина Виделя более тщательно отбирать прислугу, да, видно, он меня не послушал. Придется вернуться к этому разговору. Надеюсь, что после вашей смерти он найдет себе прислугу получше.
Подсвечник заходил ходуном. Служанка перекрестилась.
— Господи, что вы такое говорите? Я добрая католичка! Это все знают!
— А почему в таком случае вы не слушаетесь провинциала? Может, вы не знаете, кто такой провинциал?
— Нет-нет, я знаю хорошо, — соврала служанка. — Я просто не расслышала. Пойду предупрежу господина Виделя.
Долго ждать не пришлось. Послышался лязг задвижки, и на пороге появился человек в ночной сорочке, с канделябром в руках. Возраст его определить было невозможно. На сероватом лице выдавался крупный нос, острые глазки глубоко запали, резко очерченный рот окружали глубокие морщины. Он был так худ, что сквозь сорочку виднелись ребра.
— Падре Михаэлис! — воскликнул Видель. — Какая честь!
Он поклонился Джулии.
— Прошу в мое скромное жилище, мадам.
На самом деле жилище, куда он их провел, отнюдь не выглядело скромным. Дорогие обои, скамьи из ценного дерева, мягкие кресла. Все комнаты сообщались друг с другом, коридора не было. В первой комнате на стене над погасшим камином красовалась большая картина в римском стиле, изображавшая, видимо, старинную медицинскую школу. Вдали виднелась колоннада и вершины гор, с маленьким храмом на каждой. Но рисунок был весьма приблизительным, и полотно закоптилось, поэтому точно определить содержание было трудно.
Покосившись на картину, падре Михаэлис спросил:
— Как идет ваша врачебная практика? Похоже, она приносит немалый доход.
— О, не говорите мне об этом! — простонал Видель и принялся зажигать свечи в гостиной. — Если бы не заработки астрологией, я бы давно разорился.
Закончив со свечами, он указал гостям на диван.
— Садитесь, пожалуйста. Я велю служанке принести вина. У меня есть еще слуга, но этот лодырь приходит только днем, а по ночам где-то кутит.
— Спасибо, не надо вина, — сказал Михаэлис, забыв спросить мнение Джулии.
Утонув в подушках, он заметил:
— Нынче вы еще и знаменитый писатель. Каков тираж вашей книги? Я имею в виду «Декларацию о беззакониях, невежестве и бунтарстве Мишеля Нострадамуса».
Услышав название книги, Джулия сдавленно вскрикнула. Михаэлис решил, что она закашлялась, и не придал значения ее возгласу.
Видель тоже не обратил внимания. Он коротко рассмеялся, обнажив бледные десны.
— Шесть тысяч. Но книга скорее не моя, а ваша. Вы мне ее продиктовали слово за словом.
Михаэлис пожат плечами.
— Не скромничайте. Это вы разбираетесь в астрологии. Вы показали несведущему читателю, что Нострадамус в астрологии смыслит очень мало или вовсе ничего не смыслит. Я сам немало удивился, узнав, что все его астральные карты ошибочны.
— Так оно и есть, — энергично кивнул Видель. — Он рассчитывает эфемериды[17], принимая за основу положение Венеции, и при этом должен пользоваться опубликованным ниже руководством. Во Франции же небесная конфигурация совсем иная.
— Вот видите, как полезен ваш вклад, — с довольным видом прокомментировал Михаэлис. — бы ни за что не обнаружил этой неточности.
— Зато та часть книги, где разъясняется, что Нострадамус прибегает не к астрологии, а к магии, целиком принадлежит вам. Если книга разойдется, она рано или поздно попадет в руки французской инквизиции. А кардинал де Лорена колдунов не жалует.
— Да, но число процессов, которые он затевает, ничтожно. Папа ему уже за это пенял, — вздохнул Михаэлис и указал на Джулию. — Можете вы приютить у себя эту даму? Ненадолго, пока в Париже не поутихнут страсти.
Лихорадочный блеск, вспыхнувший в угасших глазах Виделя, как только они остановились на Джулии, ясно говорил о том, что он бы охотно приютил ее в своей постели, и надолго. Но он никогда не осмелился бы выдать свои мысли и перечить провинциалу иезуитов. Склонив голову, он сказал:
— С удовольствием, отец мой. Если мадам не стеснит скромная жизнь буржуа…
— Не стеснит, — отозвалась Джулия с мягкой улыбкой. — Мне приходилось жить и в худших условиях.
Она сказала бы больше, но Михаэлис остановил ее взглядом.
Поднявшись, он сказал:
— Уже поздно, мне пора. Господин Видель, вы — живое свидетельство пользы светских конгрегаций, которые мы организуем. Мы единственный орден, открытый для светского общества. Если наши замыслы увенчаются успехом, гугенотам некуда будет пускать корни.
— Будьте уверены, — ответил Видель.
Он в свою очередь поднялся и поклонился.
— Если вам нужны еще пасквили против еврея Нострадамуса…
— Пока нет. Наслаждайтесь плодами уже написанного.
Михаэлис направился к выходу, но Джулия его догнала:
— Падре, известите Габриэле, где я.
— Обязательно, друг мой. Симеони будет в курсе всех ваших неприятностей и вашего освобождения. И в дальнейшем он будет знать, как развиваются события.
— Благодарю вас. Вы необыкновенно добры.
Эта фраза чуть смутила Михаэлиса, и он поспешил удалиться. На улице ему попалась группа фанатиков, которая готовилась к процессии. Там были монахи и священники, но превалировал простой люд из самых бедных, вооруженный кольями и палками. Красноватый отблеск факелов вспыхивал на изображениях святых. Все мрачно поглядывали на тот берег Сены.
ГРОБНИЦА МАГОМЕТА
— Вы здесь когда-нибудь бывали? — удивленно спросил капитан Франсуа дю Плесси де Ришелье по прозвищу Монах, резко натянув поводья.
Измученный долгой верховой ездой, Мишель непонимающе на него взглянул.
— Почему вы спрашиваете?
— Читайте, что выбито на камне.
Капитан указал на мраморную доску на стене одной из патрицианских вилл на дороге, ведущей из Турина на северо-запад. Вокруг раскинулась цветущая равнина, на которой ветвилась на множество рукавов река, и то здесь, то там высились сельские домики. Утреннее солнце проглядывало сквозь легкий туман.
Мишель и Триполи подъехали поближе, чтобы можно было разобрать буквы на плите. Триполи прочел вслух:
Ришелье покачал головой.
— Здесь столько ошибок, что, похоже, писал какой-то неграмотный крестьянин. Только крестьяне не высекают надписей на камнях. Но смысл разобрать можно: «Нострадамус обитал в этом месте, которое есть Рай, Чистилище и Ад. Мое имя Виктория. Кто меня прочтет, тому слава, кто мною пренебрежет, тому конец».
Он повернулся к Мишелю:
— Вы не были в этих местах два года назад?
Мишель опешил.
— Нет, — пробормотал он. — Я уже много лет не был в Италии.
— Надпись говорит об обратном.
Ришелье заметил выходящего из хижины возле виллы конюха с пучком сена в руках.
17
Эфемериды — таблицы ежедневно меняющихся положений Солнца, Луны и планет, которые публиковались в одноименных альманахах и представляли информацию, необходимую для расчета астрологической карты.