Пока Нострадамус читал приветствие, супруги исподтишка наблюдали друг за другом, похоже, без особого энтузиазма. Михаэлис поискал глазами мясника.
— А вы уверены, что он пророк? Он больше похож на пьяницу.
Тот возмутился:
— Сударь… простите, я хотел сказать — падре… доктор Нострадамус известен во всем мире своими предсказаниями. Он даже был принят при дворе королевы. Говорят, он предсказал ее троим сыновьям, что править будут все трое. А это значит, что двое из них умрут молодыми.
— Ну, это еще неизвестно, — улыбнулся Михаэлис.
— Даю руку на отсечение, что так оно и будет. Нострадамус никогда не ошибается.
— Вижу, что в Салоне он пользуется большим уважением.
— Да, но не все к нему так относятся. Некоторые подозревают, что он гугенот. Но это неправда. Он всегда ходит к мессе и щедро раздает милостыню. Гугеноты так себя не ведут. Многие из них поклоняются Магомету, и почти все, притворяясь, что молятся, проклинают Господа. Да еще к тому же кровосмесительно совокупляются.
— Это правда, — согласился Михаэлис.
Потом ни с того ни с сего спросил:
— Не знаете, где гостиница «Белая Лошадь»?
— О, это недалеко.
Мясник указал на боковую улицу, вдоль которой висели останки повешенных.
— Пойдете вниз, потом свернете налево.
— Спасибо.
Падре Михаэлис бросил последний взгляд на помост. Нострадамус кончил читать приветствие и исчез непонятно куда. Теперь говорил Марк Паламед, который громовым голосом изрекал банальности. Жених с невестой с подозрением наблюдали друг за другом.
Михаэлис вернулся в экипаж.
— Гостиница «Белая Лошадь» в двух шагах отсюда, — сказал он кардиналу Фарнезе. — Там меня должна ожидать дама, с которой вы хотели познакомиться. Возможно, она уже там.
— Думаете пойти пешком?
— Да, вас никто не узнает. Достаточно снять кардинальскую шапочку и поменяться со мной плащами: ваш красный на мой черный. Все увлечены церемонией, к тому же скоро пойдет дождь.
— Согласен.
Вскоре падре Михаэлис, в одной рясе, локтями пробивал кардиналу дорогу в толпе. Когда они миновали давку, Алессандро Фарнезе догнал иезуита.
— Зачем вы велели вашей подопечной прийти сюда?
— Остров Ситэ, где она укрывалась до сих нор, теперь ненадежен. Квартал Сен-Жермен, что напротив Ситэ, называют «маленькой Женевой», настолько он наводнен реформатами. Наш орден был вынужден временно отказаться от открытия коллежа на улице Сен-Жак: студенты рисковали жизнью.
Кардинал указал на четырех повешенных, висевших у них над головами.
— В этих краях ситуация получше.
— Только отчасти. В Париже к Кальвину переметнулись аристократия и интеллигенция, а народ и буржуазия с нами. А здесь, на юге, наоборот, буржуа начинают симпатизировать гугенотам, особенно в городах. Почти все лионские купцы — кальвинисты. И знаете почему?
— Нет, скажите.
— Потому что иезуиты еще не пустили корней в Провансе. Наверное, вам кажется, что я пристрастен, но это правда.
Алессандро Фарнезе промолчал. Едва они завернули за угол, как увидели ряд безымянных домиков. Над одним из них, который был чуть выше остальных, висела поперек улицы длинная деревянная вывеска, окантованная по краям железными полосками. На ней красовалась грубо намалеванная белая лошадиная голова. Такие вывески терпеть не могли кучеры, потому что им частенько доводилось расшибать об них лбы. Мостовая перед домом не была посыпана песком, и на ней не наблюдалось ароматических трав. Мутный желтоватый ручеек, отдающий человеческой и конской мочой, весело бежал к центральному каналу.
Внутри гостиница выглядела куда уютнее, чем снаружи: столы в порядке, закопченные стены вычищены, в камине хорошая тяга. На скамейках сидели кавалеры и дамы, явно сбежавшие со свадебной церемонии.
— Мест нет, — заявила вновь прибывшим хозяйка гостиницы, — ни для обеда, ни для ночлега. Все заказано заранее.
Михаэлис увидел, как омрачилось лицо кардинала, и подумал, что в других обстоятельствах тот заказал бы не только стол или комнату, но откупил бы и всю гостиницу. И велел бы высечь и хозяйку, и ее мужа, если таковой имелся. Но теперь придраться было не к чему.
— Мы не собираемся ни обедать, ни останавливаться у вас. У нас назначена встреча с вашей итальянской постоялицей, герцогиней Чибо-Варано. Для нее комната была заказана.
Хозяйка разинула рот.
— Так она герцогиня? А вид у нее…
— Тем не менее это так.
— Она приехала нынче утром.
— Позовите ее. Скажите, что ее ждет падре Михаэлис.
Хозяйка окинула взглядом помещение, ища, видимо, слугу, но потом решила подняться сама. Пыхтя, она поднялась по лестнице, что вела наверх.
Когда хозяйка скрылась из виду, кардинал Фарнезе тихо сказал:
— Как вам удалось убедить Джулию приехать?
— О, это было нетрудно. Она делает все, что я прикажу. Кроме того, она надеется встретиться здесь со своим возлюбленным, астрологом Габриэле Симеони.
Кардинал нахмурился.
— Возлюбленным? Об этом вы мне не говорили.
Падре Михаэлис подозрительно на него взглянул. Впервые у него промелькнула догадка, что Фарнезе имел на Джулию совсем иные виды, чем те, которые декларировал. Эту догадку он сразу отбросил. Хотя чувственность кардинала ни для кого не была секретом, ему казалось невероятным, чтобы Фарнезе был настолько привязан к одной женщине, чтобы докучать провинциалу Парижа просьбами ее привезти. Михаэлису приходилось еще и сдерживать собственные чувства, всегда немного болезненные, когда дело шло о герцогине.
— Пусть вас не волнует Симеони, — сказал он кардиналу. — Он несчастный пьянчужка и не сможет спутать ваши планы. Мы с ним расстались в Сузе, в таверне. И он начал, из остерии в остерию, двигаться во Францию. В Париже он пытался найти Джулию, но даже не знал, где искать. Екатерина Медичи не приняла его при дворе.
— Короче — человек-призрак, — заметил успокоенный Алессандро Фарнезе.
— Нет, умнейший человек, но идеалист. Проповедовал объединение Италии, ни больше ни меньше. Он запросто может объявиться здесь, в Салоне. Он был другом Нострадамуса и принадлежал к той же секте.
Кардинал снова встревожился.
— Вы хотите сказать, что Симеони может свалиться нам как снег на голову, с минуты на минуту?
Михаэлис улыбнулся.
— Нет. Между Парижем и Салоном слишком много остерий, а для него это остановки на крестном пути, который ему придется пройти.
В этот момент на лестнице показался Лоран Видель в сопровождении Джулии и хозяйки. Медик подбежал к иезуиту.
— Падре Михаэлис, как я рад вас видеть! — воскликнул он. — Вот, я доставил вам вашу подопечную!
Михаэлис был весьма недоволен, услышав свое имя, сказанное в полный голос, да к тому же и сопровожденное фразой, которую могли истолковать превратно. Некоторые из посетителей стали оборачива ться. Ему ничего не оставалось, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре.
— Друг мой! — изобразил он радость. — Вы великолепны! Но я удивлен, увидев вас здесь, а не в церкви. Разве вы не знаете, что всем, кто присутствует на мессе в честь новобрачных, обещан целый год индульгенции?
— В самом деле? — удивился Видель.
— Да. Бегите скорее. Служба уже началась, но еще не поздно.
— Тогда я пошел. — Видель поклонился. — Надеюсь, вы меня извините.
— О, конечно. Спешите. Увидимся позже.
Обернувшись к кардиналу и Джулии, Михаэлис испытал легкое беспокойство. Прелат улыбался ей с необычной теплотой, а она глядела на него серьезно и почти испуганно.
— Итак, я должен вас представить… — начал иезуит, но Джулия его прервала:
— Это излишне. Мы знакомы с его преосвященством.
— И у меня остались о вас самые радостные воспоминания, — мечтательно сказал Алессандро Фарнезе.
На Джулии была темная накидка поверх простого платья из зеленого бархата, перехваченного золотистым поясом. Кардинал протянул руку и приподнял накидку, которая скрывала элегантную, точеную фигуру.