Виктор замолчал. Я удивился, как ему удалось говорить так ровно и слаженно, при этом не теряя высокопарность речи. В определенный момент во мне начала подыматься злость. Неужели этот парень решил меня жизни учить? А он немногим старше меня. Но я дал ему закончить и теперь не мог ничего сказать. В его словах был смысл. Принятие – вот, что мне сейчас нужно, все остальное уже неважно.
– Ты что какой-то профессор? – спросил я.
Вопрос прозвучал довольно грубо, хотя у меня уже пропал воинственный настрой.
– Да. Я был преподавателем истории в университете. – Он сложил ладони домиком на коленях, под стать своего образа.
Я налил нам еще коньяку.
– Как же так получилось, что ты оказался здесь? – спросил я, подавая ему бокал.
Мой жест был очень интеллигентным. Я будто сам заразился его манерами, стал проникаться общей атмосферой.
– О, моя история так банальна, что мне аж противно, – сказал Виктор. – Она столько раз повторялась в разных веках, проигрывалась в разных сюжетах…
Он запнулся и опустил взгляд на свои лакированные туфли. Затем мы выпили, на этот раз без тоста, и он продолжил:
– Ну что ж, с чего начать?.. У меня был роман на стороне с одной молодой девушкой. Она недолго была моей студенткой, потом перевелась в другой университет. Но нашу связь это не оборвало и все было в общем-то хорошо. Я все гадал – что же она во мне нашла? Может, состоятельность и статус, а может, душу и мудрость… Но проводили мы время очень неплохо. – Виктор лукаво усмехнулся. – Однако, как всегда бывает в таких историях – все рухнуло, идиллия длилась недолго. Еще Шекспир говорил: «У бурных чувств неистовый конец». Так вот, однажды жена чуть не уличила меня в измене. Я чудом выкрутился и решил, что пора покончить с этим. Пойми меня правильно – я любил жену. Хотя по правде сказать – еще больше я любил свою репутацию, свою размеренную жизнь… Но эта девушка – ее звали Марго – не хотела ничего завершать. Она всегда была немного истеричной, но тут полностью слетела с катушек. Угрожала, что покончит с собой, что все расскажет моей жене, что отправит всем преподавателям и студентам фотографии нас в постели – она любила делать такие фото, они у нее хранились в особой папке, и я конечно же сглупил, что позволил это… Еще она говорила, что убьет меня… И делала это не из сильных чувств, разъедавших ее изнутри, а из вредности. Опять-таки из-за тщеславной привычки контролировать все, с чем она контактирует. Из-за неспособности смириться с вольностью тех, кто, казалось, ей принадлежит – вот, что разъедало ее.
Виктор замолчал на некоторое время и стал потирать запястье. Я обновил наши бокалы и без слов предложил ему. На этот раз мы даже не чокались, он лишь кивнул и залпом выпил. И продолжал молчать, разглядывая пустой бокал невидящими глазами.
– И что было дальше? – наконец спросил я.
– Ты ведь уже догадался, – вздохнул Виктор.
– Догадался. Но я не люблю бежать впереди поезда. Особенно, если я заплатил за билет. К тому же я не знаю – как это произошло.
Мой сокамерник направил взгляд в сторону камина, но смотрел так, будто перед ним раскинулись невообразимые дали.
– Я убил ее. Но сделал это случайно, в порыве гнева. В смысле – это не было хладнокровно спланированное убийство… И в итоге потерял не только жену, репутацию и свой образ жизни, но и оказался здесь.
Он снова притих, рассматривая картину на каминной полке. Затем поднялся и подошел к ней поближе. Наверно, пытался отвлечь себя от темных мыслей.
Я редко испытываю сострадание к людям. И хоть я никогда и никому в этом бы не признался – в глубине души мне даже нравится наблюдать их мучения. Но сейчас, слушая историю этого человека, я неожиданно проникся к нему. Возможно, это было чувство общности перед гибелью, а может, это был коньяк. Но я смотрел на его крупную ссутуленную фигуру и меня обуял внезапный порыв – мне захотелось подойти и по-товарищески обнять его. Да, наверно это все же коньяк. Он расслабил меня, и я впервые за долгое время почувствовал себя сравнительно хорошо.