- Уясняю, - отозвался я послушно.
- Теперь так, - продолжил капитан. - Помимо жилой зоны у нас еще семь рабочих объектов. В основном строительных. Твоя задача проверить там... ну... как, чего... В смысле ограждений, средств связи...
- То есть? - не понял я.
- Ну... в смысле, как ограждения установлены, в каком состоянии... Работают ли телефоны на постах... Слушай, - внезапно с раздражением сказал капитан, - по-моему, не меня, а тебя специально выучивали, как все эти заборы сооружать и разные там провода протягивать... Вот и контролируй... твоя... кавалерия! это хозяйство. Чего там сложного? Забор, ворота, караулка, две вышки. Рация и три телефона. Вот и весь рабочий объект. Что внутри его - нас не касается. То же самое и с жилой зоной. Главное, чтоб вышки не падали и заборы стояли прочно, без вибраций. Вся задача. Чего-то неясно?
- Вопросов, товарищ капитан, не имею, - откликнулся я. Разрешите идти?
- Давай, - согласился капитан устало и потянулся за очередной папиросой. - Да, учти: предшественник твой сразу же по демобилизации убыл на лечение от алкоголизма. Мамаша его мне письмишко написала, ругает, что не уберегли, мол... А как уберечь? Передвижение у тебя согласно должности свободное... что по поселку, что по объектам; много нежелательных контактов... В общем, рассчитываю на вашу моральную устойчивость, товарищ Подкопаев... - внезапно перешел капитан на "вы". Фамилия у вас какая-то, кстати, того...
- Какая?
- Ну... В общем, чтобы без подкопов тут у меня! Я где нормальный, а где и беспощаден! И хоть академиев не кончал, но высшее образование тебе даду! Понял?
- В общем, да, - сказал я. - Смысл примерно ясен.
- Свободен, - процедил капитан сквозь прокуренные зубы, на чем диалог начальника и подчиненного завершился.
Далее я посетил каптерку, куда сдал на хранение шинель и парадную форму, подписанные с внутренней стороны ядовитым хлорным раствором, выбелившим на ткани фамилию их владельца; затем проследовал в ротную столовку, где в алюминевую миску мне зачерпнули из котла серое картофельное варево, а сверху на варево бухнули два куска селедки с неочищенной чешуей.
То был ужин, завершенный кружкой жиденького, пахнущего веником чая, после чего я отправился наверх, в казарму, где застелил указанную мне койку чистыми простынями, выданными старшиной роты по фамилии Шпак - человеком с плоским лицом, замедленной речью и деревянными движениями ожившего манекена в форме прапорщика.
Так называемое личное время, отведенное на смену подворотничков и чистку обуви, промчалось незаметно, и вскоре старшина Шпак, широко расставив ноги в яловых сапогах с высокими голенищами, встал перед строем роты, вперившись каким-то загипнотизированномутным взором в список личного состава, и начал вечернюю поверку, монотонно зачитывая фамилии бойцов:
- Рядовой Никифоров!
- Я.
- Рядовой Лебединский!
- Здеся...
По развязной интонации можно было догадаться, что в данном случае голос подал кто-то из "старичков".
- Отвечать следует согласно уставу, - бесстрастно прокомментировал Шпак, глаз от бумаги не отрывая.
В строю хохотнули.
- Рядовой Зельгутдинов?
- Я! - на издевательской ноте пискнули из конца строя.
Шпак недовольно пожевал тонкими губами, на секунду задумавшись. Затем, уяснив, видимо, что предъявить претензии по поводу ернической, однако же уставу не противоречащей интонации отклика затруднительно, продолжил каменно-терпеливым голосом:
- Ефрейтор Харитонов!
- Я-аа! - разнесся рык, потрясший стены казармы.
Лицо старшины помрачнело, хотя и осталось бесстрастным.
- Рядовой Голубкин!
- Йа-яяя... - пронесся томный выдох.
Старшина Шпак медленно отвел взор от списка, переместив его на рядового Голубкина, стоящего напротив.
Голубкин - широкоплечий двухметрового роста богатырь, бочонком выпятив грудную клетку и дурашливо откинув голову назад, невинными глазами встретил оловянный взгляд старшины, милейше при том улыбаясь. Бобрик его блондинистых волос совершал странные движения, то наползая на лоб, то отодвигаясь к затылку.
- Рядовой Голубкин, выйти из строя, - скучно произнес Шпак.
Сотрясая сапогами сорок седьмого размера крашеный суриком настил казарменного пола, солдат шагнул вперед, круто развернувшись лицом к хихикающей роте. Лик его не утратил благостного выражения, как и бобрик - противоестественных перемещений по сфере крепкого черепа.
- За шевеление волосами в строю, - произнес старшина, отделяя слово от слова, - и ушами... объявляю два наряда вне очереди... Встать в строй!
- За что?!
- Встать в строй!
- Ну, волк, сука...
- Сержант э... Подкопаев.
- Я, - откликнулся я бесцветно.
- Рота - смирно! - вяло приказал старшина. Добавил упавшим голосом: - Отбой...
Полетели на табуреты гимнастерки, ремни и галифе, заскрипели пружины узких коек-нар под солдатскими телами, и я тоже присел на край железной рамы своего личного казарменного ложа, стягивая сапог, но тут заметил, что "отбивались" в основном солдатики молоденькие, а старослужащие и сержанты разбрелись кто куда, причем, одному из младших командиров, облачившемуся в спортивный костюм и кроссовки, Шпак, уходя из казармы, заметил:
- Самовольная отлучка в гражданской форме внешней одежды, предусматривает, товарищ...
- Сладких казачек и стакан самогона, - донесся беспечный ответ.
- Вынужден писать докладную, - мрачно продолжил старшина.
- Не делай мозги, кусок, к разводу буду, как штык! пообещал обладатель спортивной одежды и двинулся, насвистывая, к выходу из казармы, попутно пнув ногой в зад узбека-дневального, склоненного над ведром с грязной водой, где кисла половая тряпка.
Опрокинув ведро, дневальный растянулся в мутной луже, затем, поднявшись, небрежно отряхнул рукавом с одежды влагу и, даже не поглядев в сторону невозмутимо удаляющегося "спортсмена", надел тряпку на швабру, принявшись за уборку.
В каждом его движении сквозило покорное коровье безразличие.
- Вот так салабонов и воспитывают! - донеслось до меня, и тут же рядом на койку опустился ефрейтор Харитонов, поерзал на пружинах и, зевнув, поинтересовался: - Насчет выставить старшим литр-другой не против, салажонок?