Мужиком он оказался остроумным, свойским, на вечерних прогулках мы поведали друг другу кучу анекдотов, и как-то я даже посетовал вслух, отчего, дескать, не служу под командованием такого вот милейшего старшины, а попадаются мне неизменно какие-то дуболомы и людоеды.
— Задолбали командиры? — поинтересовался Константиныч — так я уже его называл — с сочувствием человека, на собственной шкуре испытавшего все жесткие пинки армейской судьбы и определяющих ее лиц.
— Не то слово! — откликнулся я. — Террор двадцать четыре часа в сутки. По три-четыре ночи в нарядах, кормежка — помои, масло и мясо налево идут, никаких увольнений в город, а вот когда начальство с инспекцией приезжает, тут тебе и салфеточки на столах, и даже конфетки, вечерний киносеанс… благолепие, в общем!
— Потому что об инспекции знают заранее, — умудренно сказал Константиныч.
— Естественно!
Я еще около часа живописал прапорщику ужасы курсантского бытия, упомянув, кстати, о предложении своего сокурсника сигануть с третьего этажа, дабы очутиться здесь, в больничной нирване, как о наглядном примере доведения человека до крайней степени отчаяния, но Константиныч, служивший, по его словам, среди бумагомарателей в каком-то штабе и оторванный от бытия низших слоев, воспринимал мои рассказы как нечто научно-фантастическое, хотя недоверчивое сопереживание мне выказывал.
В холле госпиталя мы с ним простились, я дружески хлопнул Константиныча по плечу, направляясь в свое отделение, но тут заметил замершего у лифта соседа по палате — полковника с загипсованной клешней, смотревшего на меня с каким-то страдальческим укором.
— Болит рука? — поинтересовался я, преисполнившись чувством сопереживания.
— Так вот почему вы служите в Москве… — молвил полковник. — А говорили: распределение, случайность…
— Не понял.
— Что ж тут не понять… Может, вы не знаете и того человека, с кем только что распрощались?
— Знаю… Константиныч…
— Василий Константинович.
— Ну… — Я начал предчувствовать нечто нехорошее.
— Заместитель министра внутренних дел.
Возникла пауза.
— Пошли в палату, — сказал я устало. — Скоро отбой.
— А здесь, значит, отдыхаем от воинской повинности, — язвительно заметил полковник. Но так, осторожно заметил, как бы про себя.
Вот тебе и две звезды в одну линию…
Ночью я спал плохо. А на следующий день узнал, что высокопоставленный пациент из госпиталя после обследования выписан, так что отныне для прогулок мне следовало подобрать иного компаньона.
Через четыре дня настала пора и мне возвращаться в постылую учебку, из которой приехал за мной знакомый «уазик».
Из машины вышла старуха-майор.
— Подкопаев? — спросила она утвердительно и крайне сухо.
— Так точно.
— Симулянт.
— Никак нет.
— А-абсолютно уверена. Ввели моего сотрудника в заблуждение. Ну-с, ладно, поехали. Вас ждут сюрпризы.
После естественной заминки я отозвался с угрюмым вызовом:
— К сюрпризам мне не привыкать.
— Чувствуется! — парировала старуха.
Еще на пороге казармы торчавший у тумбочки дневальный поведал, что я прибыл в прямо в пасть льва, поскольку за время моего отсутствия в часть нагрянул заместитель министра внутренних дел, обнаруживший здесь столько всяческих нарушений, что половина офицерского состава получила строгие выговоры, гауптвахта переполнилась прапорщиками-расхитителями, а командир полка сидит в предынфарктном состоянии под домашним арестом.
— И говорят, весь шухер по твоей наводочке, — многозначительно ухмыляясь, доложил дневальный. — Это вилы, Толик, конкретные вилы…
Встретивший меня в канцелярии командир учебной роты, мой радостный доклад о прибытии для дальнейшего прохождения мук слушать не пожелал, а, сняв свою шинель с вешалки, коротко и смиренно промолвил:
— Пойдем!
И вскоре, обогнув корпус казармы, мы вошли в примыкавшее к КПП приземистое здание штаба конвойной дивизии, на чьей территории располагалась наша учебка и командиру которой, генералу-майору, мы были подведомственны.
К моему немалому удивлению, после краткого доклада адъютанта мы удостоились чести быть принятыми не кем-либо из штабного начальства, а именно что самим сиятельным генералом.
Вернее, такого исключительного счастья удостоился я, капитану было предписано обождать в приемной.
— Ах вот ты каков, сукин сын! — заметил генерал, привстав из— за стола и глядя на меня с трудно скрываемым негодованием. — Ну давай… расскажи, чем недоволен. А то как-то странно: заместитель министра в курсе того, что в дивизии происходит, а я вроде как… китайский наблюдатель.