Одно это имя, свойственника губителя Малюты Скуратова[10], приводило в ужас неустрашимейших воинов. Стражи, не зная пленника и не смея его расспрашивать, почитали его или жертвою, или орудием какого-нибудь злодейства. Он бодро шел посреди их, храня молчание. В Большом полку господствовали спокойствие и безопасность. Воины лежали вокруг огней и в шалашах, погруженные в глубоком сне; только одни стражи бодрствовали, оберегая сложенные веред каждою сотнею ружья, копья и бердыши. Конница расположена была позади пешей рати, в некотором отдалении; там, при свете огней, видно было более движения. Воины, заботясь о своих конях, привязанных к кольям по десяткам, прерывали собственное спокойствие для надзора за верными своими спутниками в битвах и опасностях. На самой средине Большого полка, в тылу за пешею ратью, возвышался насыпной курган. На нем блестела разноцветная палатка царская с золотыми главами, огороженная частоколом. Противу каждого угла палатки стояло по одной огромной пушке; вокруг кургана в тесных рядах расположены были воины, в одинаких одеждах, вооруженные мушкетами. В некотором отдалении от сей живой стены раскинуто было несколько палаток, также окруженных стражею: здесь находились царедворцы, любимцы царские и его прислуга. Глубокая тишина наблюдаема была вокруг на далекое расстояние. Недремлющая стража наложила б вечное молчание на дерзновенного, который осмелился бы нарушить покой Грозного царя.
Вельскому дали знать о приходе иноплеменника, желающего говорить с царем. Ближний боярин, переговорив с ним, велел подождать до утра. Вещуна развязали; он лег на сырой земле у ног воинов и спокойно заснул.
Мрак начал редеть, и солнце показалось из черного облака. В безмолвии воины убирали коней и сменялись на страже. Толпы придворных слуг с нетерпением ожидали начатия своей службы. Думные дьяки с бумагами сидели уже в приказной палатке и перешептывались между собой о важных делах государственных. Царь еще покоился.
Вдруг раздались в палатке царской звуки ударов в ладоши. Это был призывный знак: боярин Давид Вельский[11] и первый дворецкий и оруженосец царский, Борис Годунов, поспешили опрометью в палатку. Остановись у входа, они поклонились в пояс и сказали: «Здравия и многолетия желаем великому государю, царю нашему, владыке милосердому!» Иоанн лежал на одре, покрытом медвежьими шкурами. Он был в шелковом халате с золотыми узорами, опушенном соболями. «Здравствуйте, верные мои слуги! – промолвил государь. – Борис, подними рать». Годунов вышел и дал знак пушкарям, дожидавшимся повеления с зажженными фитилями. Раздался звук вестовой пушки, и во всех тысячах и ополчениях ударили в бубны. В одно время настал шум и говор в стане, подобно жужжанию пчел вокруг улья. «Государь! – сказал Вельский, – сегодня ночью явился в стан тот самый человек из Чуди, который сослужил тебе верную службу, быв в прошлую войну проводником нашего войска от Нарвы до Колывани[12]. Он мудр и многоязычен, от него было много пользы. Теперь он хочет говорить с тобою одним, государь, и прошел чрез стражу, объявляя „слово и дело!“». – «Помню; это вещун Марко, – сказал государь, – позови его». Вельский обыскал вещуна и, уверившись, что при нем нет никакого оружия, повел к Иоанну. Вошед в двери палатки, вещун упал на колена и воскликнул: «Слава господу на небеси, а великому государю на земле!» – «Здорово, старый знакомец! – сказал Иоанн, – с чем пожаловал: с добром или худом? говори смело». – «Государь! – отвечал Марко, – всякое благо подобает тебе. Я, нижайший раб твой, пришел известить тебя, что твой слуга Магнус, король ливонский, готов пасть к ногам твоим великого государя и с повинною головою принесть ключи от замка и города». – «Достойный посланник изменника! – сказал Иоанн, громко захохотав. – Надобно бы начать расправу с тебя и повесить перед городскими стенами». – «Государь милостивый! – сказал Марко, – Магнус не посылал меня к тебе; но я сам пришел с вестью из одного усердия, выведав тайну его сердца». – «Так, стало быть, Магнус сделал худо, что не повесил выведывателя своих тайных дум. Как же ты узнал это?» – «Государь! ты знаешь мое ремесло». – «Твое ремесло – измена и плутовство», – сказал Иоанн, смеясь. «Я не изменял тебе, великому государю, но служил верно и скрытыми путями вел твое войско чрез лесную и болотную землю Чудскую». – «Правда! за это я заплатил тебе золотом, и мы ничего не должны друг другу. Но помни, что кровь избиенных дворян немецких лежит на твоей голове: я умываю руки. Ты наводил удальцов моих на дворы господские, когда немцы, не зная о нашем приходе, праздновали святки в пирах и веселье, ты указывал в лесах сокрытые их сокровища и стада. Марко, ты привел меня к Виттештейну, взятому на копье, где положил голову верный друг мой, Малюта Скуратов». При сих словах Иоанн нахмурил брови и закусил нижнюю свою губу: это был знак его гнева; холодный пот выступил на челе вещуна: он невольно затрепетал. Но вдруг Иоанн засмеялся. «Марко! не на своих ли палочках вычитал ты намерения Магнуса?» – «Государь могучий и милосердый! ты сам изволил приказывать мне читать перед собою на магических жезлах моих и был доволен мною!» – «Когда ж хотел быть ко мне мой сахарный зятек?» – спросил Иоанн, развеселившись. «Он рад бы лететь к тебе, да, верно, немцы его не пускают. Погрози им, государь, и они падут все перед тобою». Вдруг кто-то заглянул в двери. «А, это ты, Васька Грязной! – сказал царь. – По шерсти кличка. Поди сюда. Ты шут, а товарищем тебе будет плут. Возьми этого колдуна в свою палатку, корми, пой досыта и береги, как змею, за пазухой. Ты отвечаешь за него своею головою». – «Государь! – отвечал шутник, – если он уйдет, то я отвечать буду языком. Вот если б ты мне дал на сбереженье пироги да романею, то бы голова моя шатка была на плечах; а с чухною что мне делать; разве повесить до твоего спроса, как окорок до разговенья». – «Ты храбр при мне, Васька, – сказал царь, – а за глаза струсишь колдуна. Умилостиви его и возвеличь; он пришел к нам посланником; поклонись ему по-немецки». Грязной расшаркался перед вещуном и, чванно подняв голову и раздув щеки, подошел к нему, обнял и, вместо поцелуя, стукнул лбом в его голову. Иоанн смеялся: «Васька, ступай и не отходи от него ни на шаг, вам не будет скучно. До свидания, Марко!» – «Борис! – сказал Иоанн Годунову, – пошли к Салтыкову в Передовой полк приказ, чтоб он выстроил дружины свои в боевой порядок. Рынду моего, Квашнина, пошли с десятком рейтаров и трубачами к воротам замка, чтоб он велел голдовнику[13] моему, Магнусу, явиться ко мне немедленно, сдать мне город и замок. В противном случае кара Вендена превзойдет все, что поныне слышали и видели в Ливонии!» Лицо Иоанна приняло грозный вид. «Вели сказать, – примолвил он, – что для ослушников у меня нет пощады. Ты, Вельский, будь готов с Большим полком, а между тем призови ко мне моих думных дьяков с бумагами. Я головою здесь, а душою на Руси православной: дела моего государства не должны останавливаться ни в мире, ни в войне. Изменники Сильвестр[14], Адашев и Курбский с клеветниками хотели ослабить душу мою, но бог укрепил меня, и рука моя высока над моими врагами!»
10
11
14