В их письме от 23 марта 1793 г. читаем: «Здесь не просто локальные мятежи, которые легко было бы подавить, здесь почти вся деревня выступила в боевом порядке под руководством опытных предводителей и с кой-каким оружием на штурм городов… В этом краю более пяти департаментов теперь наводнены людьми, не привыкшими, правда, воевать, но которым нужно противопоставить хорошее войско, чтобы принудить их возвратиться к исполнению своего долга, прежде чем их коалиция станет еще более грозной… Повсюду важнейшие дороги перерезаны, а города осаждены; не проходит дня без того, чтобы в различных сражениях или в результате неожиданных нападений и убийств не проливалась бы кровь».
Комиссары просили Конвент срочно прислать 5–6 тыс. «хорошего войска» в дополнение к силам местной национальной гвардии{87}. Однако к концу месяца им удалось собрать значительные отряды национальной гвардии, причем не только из городов, но и деревень (последнее свидетельствует, что мятеж затронул в Бретани не все слои крестьянства). Под командованием кадрового генерала Бейсера удалось рассеять основные силы мятежников в направлении Ренн — Редон — Ванн. В департаментах Финистер и Кот д’Ор очаги восстаний были менее значительны, но все же при подавлении одного из них было убито 40 и взято в плен 25 мятежников{88}.
Иначе сложилась судьба мятежа, вспыхнувшего почти одновременно к югу от Луары, в части бывших провинций Пуату и Анжу. Распоряжения о наборе стали поступать в местные коммуны в первой декаде марта. А с 10 марта по всему левобережью Луары на обширной территории департаментов Вандея, Де Севр, Мен и Луара, Нижняя Луара под звон колоколов крестьяне стали собираться в толпы, вооружаться вилами и дубинками. С криками: «Хватит стрельбы! Долой милицию!»[4] — они рассеяли немногочисленные отряды местной национальной гвардии и атаковали небольшие города и местечки этого края. Уже 11 марта был захвачен Машкуль. Здесь создали «роялистский комитет», Людовик XVII был провозглашен королем, начались массовые казни республиканцев.
Роялистские лозунги и эмблемы, «фанатизм» (влияние неприсягнувших священников) отмечались и в других районах волнений. «Белое знамя вновь осквернило территорию республики»{89},— писали комиссары Конвента, и вслед за современниками первые историки, считая определяющим в выступлениях весны 1793 г. влияние дворян и неприсягнувших священников, развили версию грандиозного роялистско-клерикального заговора. Такая интерпретация вандейского и других крестьянских восстаний весны 1793 г. уже давно стала традицией, которая еще чувствуется в общих трудах по истории революции.
Однако в свое время еще А. Матьез высказывался против этой версии в пользу спонтанности крестьянского выступления. «Клерикальное и роялистское восстание, разразившееся 10 марта 1793 г. в Вандейском и смежных с ним департаментах, — писал он, — было только самым ужасным эпизодом и крайним проявлением возмущения и недовольства широких масс по всей Франции. Брожение носило почти всеобщий характер, и всюду оно вызывалось причинами экономического и социального порядка. Политические и религиозные соображения привходили потом, как их следствие»{90}.
Матьез подкрепил эти соображения фактами роста цен на хлеб и несоответствия между ними и заработной платой. Между тем карта волнений в связи с набором, декретированным 24 февраля, совершенно не совпадает с картой движения деревенской бедноты, «таксаторов цен» весной и осенью 1792 г.{91} Очевидно, в крестьянских выступлениях, последовавших за декретом 24 февраля 1793 г., мы имеем дело с другими мотивами и с другими слоями крестьянства.
Капитальные исследования последних десятилетий{92}показывают, что мотивы выступления против декрета 24 февраля в Вандее и других районах Запада были аналогичны причинам медленного набора в Париже. Еще живуча такая схема: французская революция — это борьба, объединившая буржуазию, крестьянство и плебейство. 1793 год с помощью этой схемы понять невозможно: между буржуазией, крестьянством и плебейством не было согласия в вопросе о путях ликвидации феодализма, разделяло их и понимание самих задач революции. Наряду с продолжающейся борьбой бывшего третьего сословия с роялистской контрреволюцией в 1793 г. быстро обострялся конфликт внутри самого третьего сословия. Раскрывается множество причин и форм антагонизма между крестьянством и буржуазией в районах восстания. Это внедрение буржуазии в аграрную структуру еще при Старом порядке, присвоение ею части феодальной ренты, более интенсивные по сравнению с сеньориальными формы эксплуатации, которые были присущи буржуа-землевладельцу или генеральному фермеру, ведущему хозяйство вместо сеньора.