Где и каким образом встретились Жанна и Людовик, истории неизвестно. Однако известно, что это событие произошло в июне 1768 года. Ей уже стукнуло 25, а он в это время как раз оказался свободным. Июнь того года выдался замечательным. Королева умерла 24-го числа.[278]
Накануне этого события Людовик проводил беседу (так он предпочитал называть такие встречи) с Жанной. И вскорости она въехала в версальские апартаменты, непосредственно расположенные над его покоями. Некоторых маркиз это привело в ужас, ибо после кончины мадам де Помпадур их не покидали надежды обосноваться там. Помпадур сумела прожить с ним двадцать лет, что является абсолютным рекордом в данной области.[279]
Смерть Помпадур лишила его личную жизнь всякого смысла, поскольку, кроме жены и детей, в ней не было ничего стоящего.
С того времени он провел беседы с дюжиной молодых женщин, в том числе с мисс Смит, с которой так и не поладил.[280] В последние четыре года у него не было официальной любовницы. Согласитесь, такое положение дел едва ли могло длиться долго.[281] Поскольку дело нельзя было оформить через суд, не внеся некоторые поправки в ее социальный статус, Людовик выдал ее замуж за Джулиана Дюбарри.[282] Хотя титул и был подложным, Дюбарри числились джентльменами, поскольку их предки, по крайней мере, насколько известно истории, ни единого дня не занимались честной работой. Брак сделал Жанну столь респектабельной женщиной, что она могла появляться с Людовиком в обществе или оставаться с ним наедине, или делать и то и другое.
Итак, Жанна превратилась в мадам Дюбарри и заняла свое место в истории. Джулиан покинул город вместе с Мадлен Лемо. И все было бы прекрасно, не найдись какие-то маркизы и другие особы, морали которых такой поворот событий наносил непоправимый ущерб. Они ужасно расстроились по этому поводу. Многие тогда верили, впрочем, как и сегодня, что иметь законнорожденную любовницу более аморально, чем незаконнорожденную. А вы разве так не считаете?[283]
Пытавшаяся соблазнить Людовика графиня де Грамон прекрасно подходила для этой цели. Прибывшую в Версаль в качестве жены его внука Марию-Антуанетту такая новость потрясла до кончика носа.
Муж Марии-Антуанетты в некотором смысле отличался от своего деда, поэтому у нее было достаточно времени для сплетен.[284] Оппозиционная партия «антиДюбарри» набирала сил в суде, не собираясь ничего прощать этой счастливой парочке.
Некоторым историкам невдомек, почему это Людовик обратил внимание на молодую персону простого происхождения в то время, как мог себе позволить разжиться благосклонностью одной из графинь с лошадиным лицом и изысканными манерами.
Увы, одна из причин подобного недосмотра заключается в том, что, несмотря на свои пятьдесят восемь лет, у него все еще было хорошее зрение.
Пытаясь прояснить ситуацию и прекратить споры по этому поводу, вспомним, что Людовик писал своему премьер-министру дюку де Шузель: «Она очень хороша собой. Она мне нравится, и этого достаточно». Подобное заявление окончательно сбило с толку тех, кто читал или слышал об этом.[285]
Если быть до конца откровенным, следует признать, что кругозор Людовика был исключительно ограничен. Он слыл человеком одной идеи, свято верившим в то, что стоящим делом следует заниматься настолько часто, насколько это возможно. И он занимался этим сорок лет подряд и еще поражался, отчего это временами возникают интервалы.
У вас появилось намерение заметить, что у него мог бы развиться интерес и к другим сферам, например к птицам и цветам. Что ж, он предпринимал попытки и в этом направлении: помещал клетки с птицами в задней комнате, где также хранились книги, старые карты и огромная коллекция конфет. Какое-то время он изучал ботанику в садах Версаля. Но как: то обнаружил, что это не совсем то, что его привлекает в жизни.[286]
Итак, в квартире Жанны, что на самом верху лестницы и еще один марш вверх, проводились великие дни и ночи. По моему мнению, греховную природу этих встреч несколько преувеличивают. Не вызывает сомнений, что в свое время Людовик был весьма и весьма впечатляющей персоной. Однако его «разговорная» сила понемногу убывала, и вскоре пополз слух, что тоник из сельдерея уже не помогает ему, как прежде.[287] Возможно, истина заключается в том, что в обществе Жанны Людовик мог расслабиться. Я испытываю сомнения в том, что он предпринимал попытки оправдывать свою репутацию огромного зверя.
Жанна всегда пребывала в веселом, радостном и игривом состоянии. Людовик же обожал игривость, хотя его собственные попытки в этом направлении никогда не приносили ему успеха. В стремлении прослыть хорошим парнем он однажды наступил на ногу иностранного посланника, страдающего подагрой, однако никто так и не рассмеялся. И ему пришлось покинуть поле юмора и забавы.[288]
Жанна веселилась за двоих. Она швыряла коробку пудры ему в лицо, обзывая его мельником Жаком, и он ревел от смеха. Она использовала в приятной беседе не совсем литературные выражения, и он лопался от ржачки. Что тут скажешь, такие вещи могут быть весьма забавными.
Конечно, не обходилось без кофе. Вне сомнений, вы слышали, как Людовик готовил его в маленькой кухне своей Жанне, как она смеялась, когда напиток сбегал, и как самозабвенно они пили его в уютных комнатах.
С годами Людовик по-настоящему привязался к этому напитку. Процедура кофепития была настолько отработана, что он мог получить чашечку этого напитка в любое время дня и ночи, как только ощущал в этом потребность. Доктор неоднократно предупреждал его о вреде кофейной привычки, ибо по достижении шестидесятилетнего возраста у Людовика начались приступы головокружения. Возможно, дело было не в кофе, а в этой чертовой лестнице.
Что же еще, кроме красоты и веселого нрава, было секретом шарма Дюбарри? Уму непостижимо, как ей удавалось задержать свое старение во всех его разновидностях – особенно в их худших чертах – до самого конца и даже заставлять его хранить относительную верность? Тем более, если принимать во внимание, что их совместная жизнь протекала в атмосфере скандалов, интриг и визитов-бесед с новенькими хорошенькими кандидатками.[289] Ответ, возможно, таится в том, что она иногда оставляла его одного: как только он желал провести вечер со своей коробочкой для нюхательного табака, она этому не препятствовала.[290] Если же он заявлял, что дела задержат его допоздна в своем кабинете, она желала ему хорошо провести время и обещала увидеться с ним попозже. Она не упрекала его в том, что отдала ему лучшие годы своей жизни, и считала, что вполне в состоянии провести вечер в одиночестве, и чего это кто-то должен о ней заботиться. Но это всего лишь мое предположение.
Полагаю, что уместно упомянуть о любви Жанны к одеяниям и украшениям. Так-то оно так, однако не будет ли логичным предположить, что она полюбила Людовика за его деньги? Будь это так, она покупала бы новые платья и новые бриллианты каждый день и обустраивала бы гнездышко так часто, как только бы пожелала. Уверяю вас, без всякого ропота со стороны двора.
Людовик отличался щедрой душой, а для мужчины это уже кое-что, не так ли? Он никогда не испытывал колебаний потратить ли миллион или два из государственных фондов на ее прихоти, даже когда дела в королевстве шли неважно.[291]
Время от времени Людовик позволял ей подавать собственные проекты генеральному инспектору. Это экономило время и избавляло его от усилий в тех делах, которые он недолюбливал.[292]